А за стеной, по тропинке, по той самой, по которой он, отважный спасатель, во сне улепетывал от быков, протопали легкие ноги. Но вскоре остановились, и до Алексея донеслась некая естественность, весьма отличимая от прозы водопровода.
'Вот почему она не надела шорты сразу, — во второй, или в третий раз за утро, а это трудно, подумал Алексей. — Молодец, по-мужски'.
Шаги возобновились, заспешили и стихли внизу. Что-то он проснулся сегодня как-то не так: во- первых, рано, а во-вторых, есть подозрение, что он встанет не на ту ногу, но настроения ему это не испортит. Настырные птицы — хорошо, что они не поют басом, свистящим хором они подсказывают возможный ветер перемен, не дают забыться сладким утренним сном и выталкивают его из мешка. А может быть и в самом деле выйти на улицу и послюнявить палец? Скорее всего, ветер будет со стороны моря. Тот самый предполагаемый утренний бриз. В этом-то все дело — предстоящая смена декораций покалывает нервы…
Звякнула дверь, и это реальность — во сне она закрылась беззвучно. А домик и в самом деле хорошо виден отсюда — белые стены, зелень деревьев и винограда, и огород — все как будто на месте. А на грядке уже возится Нина — тонкая фигурка с сапкой в руках размеренными движениями, похоже, издевается над прохладой раннего утра, не принимая ее в расчет. А оранжевая футболка — маленький огонек осмысленной жизни в прозрачном и тихом, не считая выкриков птиц, преддверии дня, и почему-то вспомнилась картинка в книжке из детства — освещенное окошко в резной корме деревянного парусника, писанного обязательно маслом, в момент смертельно опасной борьбы с ночным и штормовым морем. Здесь — остывший за ночь воздух, бодрящий, но спокойный, а там — застывший на картине ветер и неподвижные волны, и неизвестность — кто кого.
И в самом деле — Кавказ вредное место, не флегма Альп. Там бы ранняя пастушка смогла бы вызвать лишь пасторальные настроения. Прохладно, а в вигваме еще не остывший спальный мешок. Но прямо перед ним тропинка — блестя росой, она уходит вниз, маня движением и жизнью. Так почему бы не рискнуть? И Алексей побежал вниз, сбивая росу и позволяя склону ускорять и удлинять шаги, теперь на себе испытывая неловкость утренней быстроты — действительно, ноги плохо гнутся.
Проходя мимо домика, он услышал храп — то Гамлет и Степаныч даже во сне пытаются переспорить ненавистных грузинских конкурентов. Теперь ясно, почему сбежала Нина. У забора обнаружилась вторая сапка, а старый пес, не больше кошки, тем не менее, спокоен и, похоже, разучившись лаять, лишь проводил утреннего вора безучастным собесовским взглядом. Вот и грядки, вот и Нина.
— Привет.
— Доброе утро.
— Ты всегда так рано встаешь?
— Я вас разбудила?!
— Нет, просто мне приснился страшный сон. Ты здесь ни при чем.
— Мне тоже часто снятся страшные сны, но я к ним привыкла и не просыпаюсь.
— Интересные?
— Когда как.
— Счастливая. Вот подрастешь, и сны исчезнут. Радуйся, пока тебе не стукнуло шестнадцать. Так что, на новом месте плохо спится?
— Нужно прополоть до вашего ухода, а то дедушка не пустит.
Ну конечно — Алексей вспомнил вчерашний разговор у огня. Степаныч предложил отпустить с ним внучку, к морю, на недельку. Его поддержала Лена, вероятно предположив, что ей будет легче отбиваться от южных мужских озабоченностей, когда с ней рядом будет Нина. Было видно, как обрадовалась девочка, но дед выдвинул воспитательное условие — прополка. Она должна довершить то, что не успела, то есть этим утром заработать море. Вот почему она уже на ногах и с сапкой. Слово горца — закон, и это правило — как правило, неоспоримо.
— Ну что же, тебе повезло — сказал Алексей, занимая боевую позицию рядом, — поправь, если у меня не получится с первого раза.
— Хорошо, — улыбнулась Нина.
— Я сказал — если.
9.
Море! О, мечта северянина — люди южных побережий, вам не пронять его учащенного пульса и широко и глубоко, как море, открытых глаз.
Сначала оно блеснуло далекой искрой перламутра сквозь автобусное стекло — он подобрал их на маленькой станции, не знающей, что такое билеты. Почти не вспоминая, а может и не подозревая о тормозах, водитель-душегуб быстро справился с серпантином, и автобус выкатился на не менее извилистую, но уже не только с провалами, но и с подъемами трассу. Трасса пришпилена к склонам, как тесьма к гардинам. Вскоре море заняло все место в окнах — по праву подсвеченной солнцем глубины и постоянства накатывающихся волн, прерываясь мельканием высоких тополей и белизной домов, вычурностью пансионатов, время от времени прячась за склонами и поселками, но обязательно появляясь снова, бликуя множеством лучистых всплесков и вдали соединяясь с небом. Море.
Икнув и выдохнув жаркой резиной дверей, автобус выбросил их на дороге прямо над лагерем — довольно внушительным городком из палаток между трассой и обрывом, пристанищем дикарей и непритязательных, за такие-то деньги, военных туристов. В центре, посреди пустого места, как городская ратуша возвышается единственное монументальное сооружение, мекка необходимых направлений для множества раздавленных жарой паломников — кирпичный туалет на два десятка посадочных мест, весь в побелке и хлорке. Южные сосны и акации, в их пыльной зелени виднеются стены кабачка с мансардой и потеющими на ней отдыхающими, а дальше — корпуса пансионатов, как снобы нищего, с двух сторон обступившие лагерь — то есть палатки, бардак, легковушки. В ноздри бьет запах загорающей на пляже выпечки, глаз режет бледность стригущих купоны.
— Ну, вот и добрались, — объявил Степаныч.
С рюкзаком и ледорубом, видом свирепого, но спокойного старого горного орла он слегка пугает попадающиеся навстречу купальники и бермуды. И это понятно — ведь после перехода они напоминают то ли убежавших басмачей, то ли не догнавших комиссаров и явно выпадают из ленивого праздника оголенных тел и надувных матрасов. Только Нина с нарядным и, наверное, бывшим школьным рюкзачком, похоже, решает задачу — как бы попонятнее показать встречным, чьи солнцезащитные взгляды она чувствует и на себе и чьи движения замедленны и не резки, что она скорее с ними, а не со своими, спустившимися с гор спутниками.
— Как-то не слышно криков 'едут', — проанализировал любопытные, но молчаливые взгляды Игорь.
— Степаныч, а нас здесь вообще 'ждали'? — забеспокоился Сергей.
— Видимо, мы вышли не на той остановке? — серьезно предположил Борис.
— На той. Сейчас Абрека вычислим, и я от вас избавлюсь.
— Мы вам так надоели? — лишь обозначила удивление Лена.
Она улыбается, чувствуя запах моря, а взгляд — ему трудно удержаться на одной точке, не подчиняясь вопросу, летит навстречу шуму волн — а они так близко.
Лена. Проснувшись сегодня утром и по обыкновению своему позабыв сны, она обнаружила, что спальный мешок ее маленькой подруги пуст. Она привыкла к тому, что нравится не только мужчинам, своим появлением вызывая в них суету и браваду, но и женщинам, конечно замечая ревнивые и, по белому или по черному, но все же завистливые взгляды. Даже у своих подруг, которых вроде бы и много, но близких, кажется, нет. Вот и вчера, глядя на Нину, она заметила в ее глазах не только желание познакомиться, рожденное понятной скукой лишенного возможности игры ребенка, но и интерес к себе. Борьба смущения и любопытства явно проступили в лице и жестах, и Лена поняла, что девочке сейчас нужна старшая подруга, красивая и уверенная в себе — то есть она, знающая, и главное — помнящая ответы на вопросы, которые только начинают волновать тринадцать полных лет. Она обречена понравиться ей, и очень может быть, что густоволосая жительница маленького горного приюта влюбится в нее, слегка и не понимая, что это просто
