— Посмотри-ка туда! — то и дело восклицал Крот, призывая Рэта разделить с ним радость. И указывал он обычно не на разобранную по кирпичику мельницу, а на пробивающуюся между кирпичами жимолость, которая ловила первые утренние лучи солнца своими каплевидными цветками; не на старый мост обращал он внимание Рэта, а на крестовник, который упрямо цеплялся за кирпичную кладку, борясь с куманикой, заполонившей все вокруг; и даже не на заржав ленные ворота запущенного ничейного участка, а на черного дрозда, усевшегося на них, и на бабочек, роящихся вокруг лиловых соцветий сирени, которая так разрослась, что закрыть ворота было уже невозможно.
Для Крота это были дни безмятежного счастья. Он хотел бы, чтобы они никогда не кончались. Однажды, в особенно мирную и благостную минуту, он наконец рассказал Рэту кое-что из своего памятного разговора с Барсуком.
Рэт говорил мало, предпочитая, как всегда, молча слушать, глядя на перемещавшиеся тени, на закатное солнце, иногда кивая головой и то и дело набивая трубку. Такая уж у Рэта была манера, и Крот это хорошо знал.
— Кротик, — сказал наконец Рэт, — ты упомянул о какой-то одежде, календаре и прочих вещах в доме Барсука. Что это за вещи?
«Очень похоже на Рэтти, — улыбнувшись про себя, подумал Крот, — так долго молчать, а потом приступить сразу к самому важному».
— Признаюсь, — ответил он, — я долго думал, можно ли заговорить с ним об этом, ведь разговор у нас был очень доверительный, но… Барсук сказал, что расскажет все, когда придет время. Я не знаю, что нас ждет, Рэтти, но, как я уже говорил, для меня одна из целей нашей экспедиции — приблизиться к тому таинственному, что мы зовем Дальними Краями. Я знаю, что мы сильно рискуем, пытаясь попасть из одного мира в другой, — путешествие, из которого, возможно, нет возврата. Ты только вчера говорил о своем предчувствии, что экспедиция будет опасной и мы, затеявшие ее, и наши друзья, которые помогли нам снарядить ее, должны осознавать этот риск. Могу еще добавить: я чувствую, что в ближайшие дни он увеличится и опасность приблизится к нам вплотную…
— У меня такое же ощущение, раз уж ты заговорил об этом, — признался Рэт, еще энергичнее запыхтев трубкой, так что огонек ее осветил его мордочку и стало видно, с какой добротой и нежностью он смотрит на друга.
— Что ж, — сказал Крот, — тогда я бы очень сожалел, если бы утаил от тебя рассказ Барсука. Не думаю, что он был бы против, скорее наоборот, потому что знание его истории позволит нам лучше понять некоторую угрюмость этого мудрого животного и его удивительную способность к состраданию. Я постараюсь изложить все как можно проще: то, что, как я сначала подумал, принадлежало Барсуку в молодости, на самом деле вещи его пропавшего сына…
— У Барсука был сын! — воскликнул потрясенный Рэт.
— Не буду входить в подробности, но позволь мне рассказать то, что я понял. Отец Барсука пришел на Берег Реки с запада, из диких и суровых мест, и поселился с женой в Дремучем Лесу. Он не боялся опасностей. А молчаливая и мрачноватая природа Дремучего Леса отчасти гармонировала с его собственным довольно замкнутым нравом. В те времена ласки и горностаи были гораздо наглее и опаснее, и отцу Барсука, а потом и самому Барсуку пришлось немало постараться, прежде чем они навели порядок в лесу. Барсук жил уединенно, редко кто на Берегу Реки видел его, многие даже не знали о его существовании.
О той, которую полюбил Барсук, мне ничего не известно, кроме того, что у них была семья и вся она, за исключением одного сына, погибла в Дремучем Лесу, в этом сыром, малопригодном для жизни месте. Жена пыталась убедить Барсука переехать, отправиться вверх по течению, как мы с тобой сейчас, потому что она тоже слыхала о Дальних Краях и стремилась в те зеленые, благодатные края, чтобы там обосноваться и зажить семьей.
Но Барсук был упрям и отказался трогаться с места. Он сказал, что-то, что хорошо для него, подойдет и его сыну. Матери не удалось настоять на своем, и в конце концов она тоже погибла, трагически, как и ее дети, в темной чаще Дремучего Леса, при обстоятельствах (Барсук в них особо не вдавался), которые не улучшили репутацию ласок и горностаев.
Барсук так и не простил себе ее смерти и не смог до конца примириться с потерей, и его сын тоже. Он вырос, возмужал и решил осуществить мечту покойной матери о путешествии вверх по Реке, о прекрасных краях. Он решил оставить все страхи, ссоры и мучительные воспоминания здесь, в Дремучем Лесу. Отец и сын долго спорили, и в конце концов один из них ушел, а другой остался. И об ушедшем больше никто никогда не слышал, хотя Барсук и предпринимал поиски и наводил справки. Он так и не узнал, что сталось с сыном.
— Но хоть что-нибудь ему удалось узнать, Крот?
Крот помолчал немного.
— Только одно, — наконец ответил он, — что его сын доплыл до места, называемого Латбери, и что по дороге его предупреждали, что дальше плыть не стоит. Но упрямство и решимость возобладали над благоразумием, и он все же отправился дальше, один, и с тех пор никто ничего о нем не слышал.
— Латберийская Щука? — прошептал Рэт.
— Может быть…
— И все эти годы…
— И все эти годы несчастный Барсук хранил то, что напоминало ему о сыне, в этой маленькой комнате, и жил со скорбью о своей утрате. Он потерял двух самых дорогих существ при самых несчастных обстоятельствах.
— Но он ведь мог попробовать поплыть следом…
— Он пробовал, но было уже поздно. И все же…
— Да, Крот?
— И все же, он говорит, что иногда ночами, стоя на берегу где-нибудь между твоим домом и домом Выдры, глядя на звезды и нарождающуюся луну, он чувствует, что Река подает ему знаки, что где-то там, Далеко, его сын жив и тоже сейчас стоит на берегу и мечтает, чтобы Река донесла отцу добрую весть, чтобы внушила Барсуку надежду дожить до того дня, когда разрешатся все их споры и отец с сыном наконец примирятся.
— Значит…
— Да, Рэтти, думаю, Барсук надеется, что мы сможем передать его сыну его последнее «прости», добравшись туда, куда сам Барсук доплыть не смог. Наше путешествие — еще один шанс для Барсука.
Вскоре после этого разговора, воспринимая теперь свой поход как нечто еще более значительное (они ведь идут по стопам любимого сына Барсука), двое друзей плыли мимо обширных полей. Впереди маячил маленький городок, за ним впервые появились холмы, а немного дальше горы. Сердца Крота и Рэта учащенно забились. Конечно, у каждого было свое представление о том, какие они, Дальние Края, и все же оказывалось, что они не так уж отличаются от действительности.
Самые отдаленные вершины, разумеется, были недосягаемы для их экспедиции. Но холмистая и поросшая лесом местность, лежавшая впереди по курсу, была недалеко, хотя, конечно, если течение усилится, добраться туда будет не легко.
— Забудь о Щуке, — сказал Рэт. — Посмотри-ка лучше, какая здесь стремнина. Будет трудно, но ведь нужно проверить, как далеко мы сможем добраться, а, Крот?
— Поплыли! — Кроту не терпелось вновь встретиться с цивилизацией. — Посмотрим, не тот ли это самый Латбери, о котором мы столько слышали. Может, нам удастся найти таверну.
Река обвивала городок широкой лентой. Но дома, сады и дороги, которые им попадались, выглядели совершенно необитаемыми.
— Наверно, сегодня воскресенье, — предположил Крот, не желая видеть все в черном свете.
Рэт только хмыкнул, пододвинув поближе свое оружие. Чем дольше он смотрел на Латбери, тем грязнее, неухоженнее и заброшеннее казался ему городишко. Место, где остановилось время. Город, который жизнь обходит стороной.
— Смотри! Там кто-то есть! — воскликнул Крот, указывая на старую осыпающуюся стену у берега.
