— Говори, Борис, — решился Раскин.
— Мы подключим тебя к Всеобщности. Ты внедришься в структуру Треугольника и найдешь способ извести Грибницу, не применяя «тяжелое вооружение». Я уверен, что это возможно.
— Нет! — Вероника побледнела. Ее и без того светлая кожа стала белее снега. Раскин нашел ее пальцы. Они были тоже холодны, как снег.
— Кто подключит меня к Всеобщности? — спросил он с сомнением. — Ты?
Моисей звучно почесал бороду. Посмотрел Раскину в глаза.
— Я приживлю тебе Грибницу, дружище.
Раскин сглотнул тягучий комок.
— Прошу прощения?
— Твой форсированный метаболизм, Федор. При помощи него ты сможешь «жечь» инородные клетки. Контролировать их количество в организме. Поэтому, оставаясь подключенным к Всеобщности, ты не превратишься в «зомбака».
— Ха! Это первая приятная новость за день.
— Федор, не соглашайся!.. — прошептала Вероника.
— Погоди! — Раскин поднял руку. — Мы ведь прибыли сюда не ради того, чтобы нас уговаривали, как школьных красавиц на выпускном балу?
— Идиот! — фыркнула Вероника и, насупившись, отвернулась. — Ты же никогда не вернешься…
— Нет ли другого способа… очиститься? — спросил Раскин.
Моисей покачал головой.
— Нет. Грибница не боится антибиотиков. Да и ты, подозреваю, можешь оказаться в обстоятельствах, когда шприц, заряженный сывороткой, среди твоего багажа даст повод кому-то объявить тревогу.
Раскин задумчиво тер лысину. Он-то думал, есть предел испытаниям, которые ему суждено одолеть. Оказалось, что нет.
— Проклятая мутация, — пробормотал он. — Знал бы я, что все закончится вот так…
— То — что, Федор? — удивился Моисей. — Твоей жизни можно только позавидовать. Столько подвигов нет даже на счету у Геракла. Ты — классический пример пешки, ставшей ферзем. И теперь шанс спасти мир только в твоих руках. Помнишь, как в старых боевиках?
— Я видел старые боевики, — ответил Раскин. — Обычно мир спасают парни с атлетическими фигурами, квадратными подбородками и голубыми глазами. Я на них не похож.
— Но у тебя — голубые глаза, Федор! — засмеялся Моисей. — Я так понимаю, что ты согласен?
Раскин опустил голову. Что бы сказал на его месте Гордон Элдридж?
— Согласен.
— Прекрасно! Я в тебе никогда не сомневался.
Они перекусили на скорую руку. Моисей живо вынес из дома поднос, полный снеди. В ход пошло соевое «мясо», какой-то салат с экзотическим сладко-пряным вкусом («Цветок папоротника», — пояснила Вероника) и рассыпчатый сыр. «Брынза?» — изумился Раскин. Откуда? Но, словно в ответ на его мысль, из- за дома Моисея послышалось блеяние. Оказывается, у этого звука вполне земное происхождение. «Библейский старец» держит козу!
— Ты веришь в бога? — неожиданно спросил Раскина Моисей.
Ушелец сунул в рот последний кусочек сыра и задумчиво пожевал.
— Иногда, — признался он наконец.
— К чему это?.. — пробурчала Вероника.
— Хорошо, — одобрил Моисей. Правда, было непонятно, что именно хорошо: что Раскин верит или что верит лишь иногда. — Представьте, что все живое — результат действия некой слепой созидающей силы. Да-да, слепой, друзья мои. Из-под ее длани выходят люди — прямоходящие млекопитающие, споры — конгломераты одноклеточных, которые становятся разумными, достигнув определенной массы; гигантские думающие пауки ххта, удивительные живые алмазы — кухуракуту, Грибница — загадка всех загадок… Сходят, словно с ленты конвейера. Пытаются существовать… Сами по себе, приноравливаясь к условиям на планетах, где их угораздило появиться на свет. Эволюционируя по возможности — как кому повезет. И вот на арене появляется Всеобщность. Сила объединяющая и систематизирующая. Несомненно, сила всевидящая и логичная. В чем-то принцип ее деяний сродни обычной программе дефрагментации жесткого диска, которую мы используем на классических компьютерах. Где жили ххта? На планетах земного типа. Однако арахниды вполне комфортно чувствуют себя в мирах, более жарких. Их белок денатурирует при температуре около двухсот градусов Цельсия. Значит, берем ххта и переселяем на планеты-домны. Освобожденные территории заселяем спорами — мобильным колониям одноклеточных нужны условия, варьирующие в весьма узком диапазоне. Вот таков принцип Всеобщности. От каждого по возможности, каждому по потребности! Где могут жить люди? На ледяных планетах, куда споры носа не сунут. Берем людей и переселяем в снежные пустыни. Ничего, эволюционируют. Ведь внутри них — Грибница. На Землю отправляем легион спор — пусть процветают и множатся!
— А как же «зомбаки» и прочая погань? — поинтересовалась Вероника.
— От каждого по способностям, каждому по потребностям, Вероника!
— Ага! — догадался Раскин. — Ты хочешь сказать, что у людей, превращенных в «зомбаков», способности отсутствовали напрочь, и единственное, на что они годились, — быть тупым инструментом в ламах Грибницы?
— Вполне возможно, — согласился Моисей. — К сожалению, техника так и не позволила до конца избавить человека от необходимости выполнять «грязную», рутинную работу. Очевидно, Грибница испытывает те же затруднения. К тому же идея создания бесстрашного, не обремененного лишними мыслями и потребностями солдата испокон веков муссировалась и в человеческом обществе.
— И Грибница решила этот вопрос по-своему, — подхватила Вероника.
— Да. Прямолинейно и бескомпромиссно. Ведь души во Всеобщности не больше, чем в двоичном коде, — пояснил Моисей. — Кто будет еще кофе? Нет? А я чашечку выпью…
— Значит, Грибница и Всеобщность, которую она несет в обитаемые миры, — это не враг, лелеющий планы геноцида, — задумчиво проговорил Раскин. — Это всего лишь — дефрагментация…
Моисей усмехнулся.
— Не так страшен черт, как его рисуют. Уверен, ты сможешь найти способ деинсталлировать эту программу без вреда для ее носителей.
Раскин заметил с сомнением:
— Не думаю, что на Земле меня встретят с распростертыми объятиями. Наполовину — «зомбака», наполовину — ушельца… К тому же, Борис, не забывай, что меня там давно похоронили.
— Доставить тебя прямым рейсом на Землю — слишком опасно. Треугольник внял уроку на Барнарде-1. Но вскоре откроется более благоприятное «окно». Как говорят, не было бы счастья, да несчастье помогло. На Аркадии масса Грибницы достигла значения, позволяющего провести единовременное подключение планеты к Всеобщности. Это будет последним глобальным экспериментом Треугольника перед инициацией Сердцевины в Солнечной системе. Можно предположить, что пройдет гладко далеко не всё и ты окажешься в том мире не единственным наполовину «зомбаком», наполовину ушельцем.
— Аркадия… — задумчиво повторил Раскин. — Всегда завидовал тем, кому довелось служить на Аркадии…
Вероника фыркнула:
— Вот уж нашел чему завидовать!
Ночь наступила мгновенно. Секунду назад они сидели, окутанные свинцовыми сумерками, и вот — сразу ночь… Не загаженная цивилизацией планета, чистая от пыли атмосфера — нечему было задерживать солнечные лучи, продлевая вечернюю агонию. Впрочем, ночь на Авалоне не означала приход непроглядной тьмы. Ярче, чем земная луна, светила сапфирная Вега; полыхал Эпсилон Лиры — удивительная яркая четырехкомпонентная звезда.
Стрекот из папоротниковых зарослей стал еще мелодичнее. Складывалось впечатление, что местные насекомые знают, что такое музыкальные интервалы, длительности и арпеджио. Со стороны озера
