Сосредоточился на своих чувствах, обрезал все острые углы. Затупил их.
Нашел интонацию, не терпящую возражений. Подобное чувство дом фронтовиков пробуждает у зрителя. Подыскал березу, сосну и ель. Срезал прочь декоративный кустарник, гномов во дворе и мангалы.
Позвонил в дверь.
Послышались шаги. Дверь приоткрылась. Медленно. Цепочка оставила щель сантиметров в двадцать.
Сиркку выглянула в просвет.
– Кто там?
– Я.
– Не пущу.
– Я пришел с добром. По делу.
– Нечего тебе здесь делать.
– Дай мне поговорить с Хеленой. Дай мне взглянуть на Сини.
– Нечего глядеть.
– Не тебе решать.
– Здесь я решаю!
Сиркку прокричала Хелене, давай звони, этот не уходит.
Я услышал шаги моей женщины, Сини не было слышно.
– Сейчас приедет полиция. Это настоящее вторжение.
– Да перестаньте. Я по делу.
Сиркку пнула меня в голень, я поджал ногу, а она успела захлопнуть дверь.
Снова проделал дыхательную гимнастику. Тупо ругаясь, вытащил из рюкзака молоток, гвозди, коллаж и приколотил к дверям дом фронтовика вместе с моей семьей.
Похромал на первый этаж. Немного разработал мышцы и пробежал пятьсот метров так быстро, как только мог. Отдышавшись на опушке леса, я заметил синие огни, мерцавшие на фоне красного кирпича. Впервые в жизни я осознал себя в центре того, о чем прежде только читал в газетах. Я никогда не ощущал необходимости стать органичной частью этого Большого финско-канцелярско-финского словаря, новое издание которого всплыло в нашем сознании в начале 90-х годов.
Запрет на контакт.
Опекунство.
Право на свидание.
Совместное опекунство.
Приют.
Старым фронтовикам эти термины не известны, они штудировали другой словарь.
Передний край.
Артобстрел.
Линия огня.
Условия перемирия.
Восстановление.
Эти слова им знакомы, а новые термины – нет, потому что они не были домашними людьми. На спасение Отечества они положили свои силы, а после схватки еще возвели дома, к разрушению которых уже не проявляли интереса.
В свое время старые фронтовики навидались синих, красных и оранжевых огней на фоне черного неба. Теперь моя очередь.
Но, как и в их случае, не я выбрал свое дело, оно выбрало меня. Они хотели сохранить прежние границы, я – семью. Их воодушевленные вожди хотели Карелию назад, я – семью. По-моему, я не прошу лишнего.
Я присел на камень.
Казалось, мне в задницу воткнули кол, и теперь он, пройдя сквозь горло, выпирает изо рта. Внутренние органы разорваны, глаза вскипели, кровь смешалась с суриком внутренностей, руки дрожат, синие огни почернели.
Невероятно: они меня не впустили! Я пришел по делу, не по злому умыслу. Агрессоры сломали мне хребет, своими безумными поступками заставили чиновников поверить, что и я, поднявший кулак, лишь когда жизнь схватила за горло, я сам – неисправимый агрессор. Чиновникам общество представляется исключительно в виде черно-белых снимков. Для них существуют только две группы: агрессоры и отрицающие насилие гуманисты. Одни всегда атакуют, другие – никогда. Я протиснулся сквозь их ряды к свету и сотворил тьму.
Но только один раз.
По мнению чиновников, единожды ударив, я переметнулся во вражеский стан, хотя никогда не объявлял
