до.
— Надеюсь, по стенам лазать не придется? — спросила ирландка. — А то мы не захватили веревки.
— Веревки не понадобятся. Мы пойдем… под землей. В конце Второй мировой Берлин постоянно бомбили, и Гитлер прятался в бункере. Большая часть тоннелей сохранилась. Наш Крете облазил их вдоль и поперек еще в девять лет.
— А в школе вы, ребята, бываете? — спросил Холлис.
— Заглядываем иногда. Там ведь девчонки, и в футбол играют.
Они вчетвером покинули здание и по мосту пересекли реку. Крете все время забегал вперед брата; с рюкзачком, в котором лежали диггерские приспособления, он смотрелся, будто лохматый бойскаут.
По широкому проспекту вдоль парка Тиргартен они вышли к мемориалу убитым евреям. Памятник жертвам Холокоста представлял собой большую наклонную решетку, на которой крепились бетонные плиты разной величины — будто тысячи серых гробов. По словам Тристана, они были защищены от граффити слоем химического вещества, предоставленного филиалом фирмы, производившей «Циклон Б», которым травили в газовых камерах.
— Во имя войны они производили ядовитый газ, а во имя мира борются с бунтовщиками. — Тристан пожал плечами. — И все это — часть Большого Механизма.
Прямо через дорогу выстроился ряд сувенирных лавок и кафе. Пробежав мимо «Данкин-Донатс», Крете исчез за углом. Когда все догнали его, он уже отпирал замок на крышке канализационного люка.
— Откуда у тебя ключ? — спросила матушка Блэссинг.
— Год назад мы срезали с люка замок и повесили свой.
Крете достал из рюкзака три фонарика, а себе взял мощную налобную лампу.
Под крышкой оказалась металлическая лестница. Холлис спускался, одной рукой держась за ступеньки, второй прижимал к груди сумку. Внизу был тоннель для техперсонала, вдоль которого по стенам тянулось множество кабелей. Крете отпер стальную дверь.
— Как вы так ловко срезали замки, что никто не заметил? — спросил Холлис.
— Все просто — кроме нас, сюда никто не лазит. Здесь темно и страшно, ведь это —
Один за другим они прошли в коридор с бетонным полом и оказались в бункере, прямо под мемориалом (здесь во время бомбежек укрывался Йозеф Геббельс). Холлис ожидал чего-то внушительнее: покрытых пылью рабочих столов, нацистских штандартов… Но фонарики высветили стены из бетонных блоков, выкрашенных грязно-белой краской, и надписи:
— Надписи — флуоресцентные. Столько лет прошло, а они светятся.
Крете медленно прошел до конца коридора, светя лампой на стену.
—
Тристан пояснил Холлису и матушке Блэссинг, чтобы те выключили фонарики. В темноте стало видно, что там, где прошел Крете, на стене на две-три секунды держится ярко светящаяся зеленая полоса.
Включив фонарики, пошли дальше. В одной комнате обнаружилась старая кроватная рама без матраца. Другая комната походила на больничный кабинет с белым операционным столом и пустым стеклянным шкафом.
— Русские насиловали женщин, почти все разграбили. В бункере осталось только одно место, куда они не сунулись — то ли им лень было, то ли испугались.
— Ты о чем? — спросила матушка Блэссинг.
— Когда пришли русские, тысячи немцев покончили с собой. И как вы думаете где? В туалете — в последнем месте, где можно остаться наедине с собой.
Крете остановился у стены с надписью
— В кабинках лежат кости, — сказал Тристан. — Хотите, можете взглянуть… если не боитесь, конечно.
— Не стану я тратить времени, — покачала головой матушка Блэссинг.
Однако Холлис не мог не последовать за Крете вверх по трем ступенькам и дальше — в дверь, ведущую в дамскую комнату. Два фонаря высветили ряд деревянных кабинок — дверцы были заперты, и Холлис догадался, что немцы закрывались и убивали себя далеко не поодиночке. Мальчик прошел чуть вперед и указал на кабинку в конце. Дверца была чуть приоткрыта; в щель, будто черный коготь, выглядывала мумифицированная рука.
Будто страна мертвых.
Холлис задрожал всем телом и поспешил назад в коридор.
— Видели руку? — спросил Тристан.
— А… да, видел.
— И на этом построен новый Берлин. На костях.
— Да начхать мне, — отрезала матушка Блэссинг. — Идемте.
В конце коридора оказался еще один люк, но крышка была не заперта. Присев, Тристан поднял ее за ручки.
— Это старая канализационная система, — предупредил он. — Она проходила рядом со Стеной; и Восточный, и Западный Берлин забросили ее.
Спустились в дренажную трубу около восьми футов в диаметре. Под ногами текла вода, и лучи фонариков бликами отражались на ее поверхности. Здесь успели нарасти соляные сталактиты, грибы, а еще странные грибки, похожие на шарики желтоватого жира. Крете шел впереди, указывая путь. Достигнув шва, он остановился, чтобы подождать остальных. Свет его фонарика подрагивал, напоминая светляка.
Наконец по узкой трубе вышли в систему побольше. Встав, Крете затрещал по-немецки с кузеном, указывая рукой на трубу и жестикулируя:
— Здесь. Проползете метров десять по трубе, потом втискивайтесь внутрь.
— Что такое?! — возмутилась матушка Блэссинг. — Ты обещал провести до конца, «от и до».
— Но не в компьютерный центр Табулы! — поразился Тристан. — Это
— Настоящая опасность прямо перед тобой, юноша. Я, знаешь ли, терпеть не могу, когда не держат слово…
— Мы и так сделали вам одолжение!
— А я вижу ситуацию иначе: вы взяли на себя
Холодный блеск в глазах Арлекина и прямолинейность в словах звучали угрожающе. Тристан перестал фиглярствовать. Крете, глянув на брата, испугался.
Тогда заговорил Холлис:
— Я пойду первым. Проверю, что к чему.
— Жду десять минут, мистер Уилсон. Если не вернетесь, кое для кого это повлечет за собой определенные последствия.
39
Холлис полз по узкой горизонтальной трубе. Руки вязли в слизистой жидкости, похожей на разбавленное водой моторное масло. Впереди виднелся свет, и когда Холлис добрался до конца, то увидел над головой дренажную решетку; стальные прутья делили прямоугольник света на маленькие
