ввести ее в транс. Сделав это, я начал
выпытывать у глупой девки кем она была в своих прошлых существованиях.
– Берег каменистого острова оказался таким крутым, что на расстоянии полета
стрелы от него море все еще оставалось
глубиною в семь морских саженей, – бормотала Несс. – Затем днище ударилось о
скалы, и корабль тут же раскололся, причем
форштевень зацепился за рифы, палубные же надстройки буквально вышвырнуло на
берег, так что все трюмы заполнила
вода, и корпус полностью ушел под волны; только верхняя палуба и выступающие
части по-прежнему оставались над
уровнем моря, но штормовые валы перекатывались через них так часто и с такою
яростию, что те, кто чаял найти там
спасение, очутились в немногим лучшем положении, нежели очутившиеся в иных
частях корабля, и посему каждый пытался
удержаться, уцепившись за что-нибудь, там, где его настигло крушение, надеясь,
что волнами нас рано или поздно вынесет
на берег, в то время как со всех сторон раздавались испуганные крики, ибо все мы
в один голос взывали к милосердию небес.
– Продолжай! – приказал я Пенелопе, когда та на мгновение замолчала.
– И поскольку большинство людей обнаружили бочки или доски, плавающие по
соседству, или иные средства в том же
роде, при помощи которых они надеялись выплыть на берег, а также поскольку
корабль явно погружался все глубже и
глубже, они один за другим устремлялись в волны; но те, кто плохо плавали и по-
прежнему оставались на палубе, заметили,
что мачта, кренясь под порывами шторма, грозит опрокинуть судно, и приняли
решение спилить ее, для чего подрезали
ванты с наветренной стороны, и тогда мачта рухнула в сторону суши, к которой они
находились так близко, что в падении
конец ее чуть не коснулась берега. Поскольку каждый ждал только наилучшей
возможности, дабы спастись самому, а мачта
легла так, что напоминала мост, по которому, мнилось, можно достичь суши почти
не замочив ног, все, кто был в состоянии,
ринулись к мачте, и вскоре люди уже усеивали ее на всем ее протяжении. Но в тот
же миг три или четыре больших волны
налетели на мачту и подняли ее с такою силою, что те, кто цеплялись за нее, были
унесены откатившими волнами в открытое
море, где запутались в сорванном парусе, словно в сети, так что никому из
предпринявших эту отчаянную попытку, не
удалось добраться до берега ни живым, ни мертвым.
– Не останавливайся! – взмолился я, как только Ванесса вновь смолкла на
миг.
– Теперь все море было усеяно сундуками, копьями, бочками и многими иными
вещами, сопутствующими горестному
зрелищу гибели судна, которые плавали вперемешку с людьми, тщащимися добраться
до спасительного берега. Картина сия
была печальна для взора и трудно пересказать все страдания, коим бушующее море
подвергало несчастных, ибо повсюду
глаз натыкался то на беднягу, который несколько раз взмахнув руками, сразу же,
захлебнувшись соленой водою, отправлялся
к рыбам; иные же, чувствуя, что силы их убывают, препоручали себя воле Божией и
тоже шли ко дну; были и такие, кто,
раненые обломками или оглушенные волнами, отпускались от спасительного предмета,
и тогда их швыряло на скалы, или же
такие, кого пронзали плавающие в волнах в изобилии копья или доски, усеянные
корабельными гвоздями, так что по воде во
многих местах расплывались красные пятна крови, пролитой теми, кто принял свою
смерть от острой стали.
– Не смей останавливаться! – вновь воскликнул я.
– Между тем остов корабля раскололся на две части, так что ахтерштевень
оказался на одной, а ют, на котором нашли
спасение не умевшие плавать, и посему не решившие довериться ни мачте, ни волнам
(ибо печальную участь своих
товарищей они видели собственными глазами) – на другой. Как только судно
окончательно распалось, море принялось за его
обломки с удесятеренной яростью, и волны начали нести их к берегу, то утягивая
под воду, то подбрасывая вверх, швыряя из
стороны в сторону, и мы плыли вместе с ними, пока господу не стало угодно
выкинуть нас на берег в таком отдалении от
моря, что откатывающие валы уже не могли вновь утянуть нас в кипение прибоя, и
таким образом все, кто еще оставался жив
к тому времени, были спасены.
– Что тут происходит? – спросил вошедший в часовню служитель из Общества
охраны памятников старины.
– Ничего, – сказал я. – Ровным счетом ничего.
Пенесса очнулась от транса и я повел ее из форта в “Край Света”, где
заказал виски со льдом для нас обоих. Паб оказался
довольно странным местом и я отчетливо почувствовал недоброжелательность местных
жителей, толпившихся у бара, ко мне
и к Пенелопе. Я вспомнил о том, что один книготорговец как-то рассказывал мне,
что в Тильбюри вообще творятся странные
дела. Этот тучный мужчина вообще-то происходил по прямой линии от принца
Нормандского Генриха Сент-Клэра.
Несмотря на текшую в его жилах благородную кровь, этот книготорговец находил
местных жителей такими же
негостеприимными как и я, но зайдя в паб в более шумной компании, он сумел
продержаться там больше, чем один стакан.
Когда мы вернулись на пароме обратно в Грэйвзенд, я отвел Пенессу в
“Комптон” – пролетарскую забегаловку на берегу
Темзы. Это одно из тех мест, где с вас берут десять пенсов за пакетик с
коричневым соусом. Несс жевала гамбургер, в то
время как я по непростительной оплошности заказал омлет. Мы пили чай, который
оказался крепким и хорошим, поскольку в
подобных местах я никогда не рискую заказывать кофе. Я наслаждался, рассматривая
жующую Пенелопу: она явно начинала
прибавлять в весе. Еще пара месяцев и личико у нее округлится. Перекусив, мы
направились к станции. Сделав пересадку в
Чарлтоне, мы вернулись в Гринвич. Вместо того, чтобы направиться прямо домой, я
отвел мою спутницу в “Тай Вон Мэйн”,
