ребятишек, то в китайский ресторан за едой, а потом, когда дети засыпали, оставался посмотреть по телевизору соревнования по борьбе. Не то чтобы Роберт стал ему другом — они почти не разговаривали и могли часами сидеть перед телевизором молча, если не считать комментариев по поводу бестолкового судейства. Дело было скорее в ощущении, что непонятно почему их обоих бросили жены, хотя Эллен находилась от него через дорогу и вовсе не думала никуда уезжать. Но не в этом заключалось главное. В доме Дерджинов Хеннесси почти удавалось заглушить желание, которое с каждым днем снедало его все сильней. Он пошел бы почти на что угодно, лишь бы не возвращаться домой. Когда идти к Роберту было слишком поздно, а на работе делать нечего, Хеннесси, как на каторгу, отправлялся домой, но после ужина из рыбных палочек и двенадцати часов на черном кофе желание настолько переполняло его и сводило с ума, что он отдал бы все на свете: дом, семью, работу — за одну ночь с Норой Силк.
Он перестал лгать самому себе и признал: она действительно ему нужна. Не успев опомниться, Джо открыл сберегательный счет во Флорал-Парке, в банке, в котором никогда прежде не бывал. Каждую неделю он пополнял счет, а сберегательную книжку хранил в тайничке в гараже — зачем, он и сам едва ли мог объяснить. Он начал просматривать объявления в газете о сдаче недвижимости внаем в поисках садового домика где-нибудь на другом конце Лонг-Айленда или в Олбани. Он обратился в общество взаимопомощи полицейских с просьбой узнать, нельзя ли перевести его на север штата, и хватался за любой повод задержаться в суде в Минеоле, и вскоре всем стало известно, что Хеннесси интересуется бракоразводными процессами. Постепенно он перезнакомился со всеми адвокатами, и у каждого из них в загашнике имелась душераздирающая история о разводе, которую он не прочь был рассказать за обедом в забегаловке по соседству со зданием суда. Например, о женщине, которая спалила свой дом в Левиттауне, лишь бы не делить деньги от продажи с мужем, о мужчине, который отстрелил себе пальцы на ногах, чтобы не работать и не содержать свою бывшую жену, о спортивном журналисте, который привез фотографию своей экс-супруги в дюны на Джонс-Бич и принялся расстреливать ее, но промазал и случайно ранил старою отшельника, который жил в хижине из тростника на берегу, а тот подал на обидчика в суд и получил четверть миллиона компенсации.
Хеннесси жадно глотал все эти рассказы и не мог насытиться, чем грязнее была история, тем внимательней он слушал. Он узнал о мошенниках, которые скрывались во Флориде, чтобы не платить алименты, о женах, которые за двадцать долларов в день нанимали частных детективов, чтобы получить неоспоримые доказательства неверности своих мужей. Каждая такая история давала ему надежду и распаляла его страсть. Каждая такая история была свидетельством того, что это не просто возможно, но с кем-то уже случалось. В его семье, в его мире такой возможности просто-напросто не существовало, люди женились раз и навсегда. Если не считать суда, где люди разводились направо и налево, разбивая семьи и отстреливая себе пальцы на ногах, хотя ни у одного из них не было и вполовину столь веской причины, как у Хеннесси. Потому что Хеннесси был влюблен. От одного взгляда на нее у него мутился рассудок. Он даже не выходил расчищать двор после сильного снегопада, если Нора успевала появиться на улице первой: боялся, что схватит ее и унесет к себе в машину. Ему было все равно, захочет она взять с собой детей или нет, — если захочет, они уедут все вместе. И ровным счетом плевать, если в управлении его не смогут перевести в другое место и он потеряет право на пенсию, его не волновало, кто доделает полки для прачечной или даже что подумают его дети.
Каждый раз, когда он вспоминал о ней, у него возникало то самое покалывание в загривке, и это сводило с ума. Теперь он каждую свободную минуту следил за домом Норы. Он отыскал в подвале свой старый бинокль, привел его в порядок и заперся в ванной. На ночь она приспускала шторы в гостиной, но не до конца. Он смотрел, как на рассвете в ее окнах зажигается свет, смотрел, как она перед зеркалом в ванной красит ресницы и взбивает волосы. Дважды у него на глазах она подхватывала малыша на руки и принималась кружиться по комнате, и от этого зрелища Хеннесси пробивал озноб, так что ему приходилось умываться холодной водой. А она тем временем исчезала.
В полицейском участке никто не замечал, что Хеннесси еще больше замкнулся в себе. Кастро взял Гавану, повсюду только и разговоров было, что о красной угрозе, и Джонни Найт, который как-то раз ездил в отпуск на Кубу порыбачить в открытом море, ходил словно в воду опущенный. Другие детективы утверждали, что Кастро долго не продержится, но Найт, который уже давно собирался оборудовать у себя в подвале бомбоубежище, предложил им всем зимой перебраться в Майами — по его мнению, к следующему году вся Флорида до самого Сент-Питерсберга окажется в руках красных.
— Тебе никакого дела нет до Кастро? — спросил он у Хеннесси, когда они собрались расходиться по машинам.
— Ты понятия не имеешь, о чем я думаю, — как бешеный рявкнул Джо. Руки у него посинели от холода. — И что творится у меня на душе — тоже.
— Ладно, ладно, — опешил Найт. — Бог ты мой.
Хеннесси уселся в машину и захлопнул дверцу, он отдал бы что угодно, лишь бы прямо сейчас оказаться на Кубе, и плевать ему, под красными она или нет. Только тогда он осознал, насколько далеко все зашло, и понял, что пора делать свой ход. Он дождался субботы, когда Эллен с детьми уехала в госте к сестре, может, ему и полагалось терзаться угрызениями совести из-за своего предательства, ничего такого он не испытывал. Впрочем, почему он должен терзаться? Эллен нуждается в нем не больше, чем он в ней, это ясно. Ей и в голову не пришло бы, что бывает по-другому, мужчины ей просто не нужны.
Побрившись и одевшись, Джо отправился убирать снег. Он успел расчистить не только тротуар перед домом, но и часть лужайки, когда Рикки Шапиро наконец вышла из дома и двинулась к Норе. Десять минут спустя, когда Джо расчищал тротуар перед домом Вайнманов, Нора показалась на улице и принялась соскребать лед с ветрового стекла своего «фольксвагена». Джо прислонил лопату к яблоне и двинулся через дорогу, в загривке зудело нестерпимо, пульс зашкаливал. Нора была в темных очках, чтобы не слепило отражающееся от снега солнце, подвески на браслете позвякивали в такт ее движениям. Заметив Хеннесси, она остановилась и помахала ему рукой, он очень пожалел, что не видит ее глаз.
— Арманд всегда злится, когда я опаздываю, а опаздываю я каждый раз, — сказала она.
— Давайте я. — Джо взял у нее скребок и принялся чистить стекло с водительской стороны.
— Вы просто чудо, — восхитилась Нора.
Когда Хеннесси взглянул на нее, она поправляла свой браслет.
— Может быть, в один прекрасный день вам не надо будет больше работать, — сказал Джо. У него перехватывало горло, как будто каждое произнесенное им слово было острым опасным предметом.
— Ну уж нет, — покачала головой Нора. — На эту тему я не обольщаюсь.
— Если вы когда-нибудь снова выйдете замуж, — добавил Хеннесси. Подумать только, у него хватило мужества произнести это вслух.
— Даже если у меня не будет необходимости работать, я все равно буду, на тот случай, если такая необходимость когда-нибудь возникнет снова, — ответила Нора. — Я теперь ученая.
Джо переместился на пассажирскую сторону и продолжил орудовать скребком. Нора порылась в сумочке, наклонилась к боковому зеркалу и принялась красить губы. Хеннесси пальцами счистил со скребка лед.
— Впрочем, я все равно в ближайшее время замуж не собираюсь, — добавила Нора.
Джо понял, что ему придется еще немного ее подождать. Он закончил чистить стекло и, обойдя машину, вернул ей скребок.
— Что ж, тем хуже для мужчин, — вырвалось у него против воли.
— Да уж, — рассмеялась Нора. От нее пахло жимолостью и помадой. Она сжала его локоть, всего на миг, но ему этого хватило. — Вы просто прелесть.
Она села в машину и завела двигатель, а Хеннесси остался стоять столбом. Он будет откладывать столько денег, сколько сумеет, в ожидании того времени, когда она передумает. Он все подготовит, может быть, даже квартиру, а потом выведает у нее, какую обстановку она предпочитает, и устроит все, как она любит. Когда она сняла машину с тормоза и дала задний ход, Хеннесси вдруг понял, что тошнотворное ощущение под ложечкой исчезло.
Он чувствовал себя превосходно, раз надо подождать, значит, он подождет, он будет вести себя как обычно, хотя все непоправимо изменилось.
И в тот вечер, и в следующий он съел ужин, приготовленный Эллен, как будто на самом деле был голоден. А еще через день за обедом он слушал, как Джонни Найт на чем свет стоит бранит Кастро. Он
