Они уехали, и квартира сразу опустела. И тогда Виттенбек понял, что Регина и сын уже привыкли обходиться без него. Он решил вернуться в часть и, собрав свои вещи, ушел из квартиры, ни в чем не упрекнув Регину, просто ушел, и все. И спокойствие это свидетельствовало о его внутренней опустошенности.
Виттенбек понимал, что рано или поздно придется поговорить с женой или в крайнем случае написать ей, но сделать это во время учений он не мог. В такой период можно лишь писать нежные письма. И вообще, письма пишут в надежде получить на них ответ, и не какой-нибудь, а такой же нежный.
Виттенбек завидовал тем, кто получал ответы на свои письма. И вдруг он снова подумал о Фридерике Шанц и решил написать ей, а поводом для письма послужит вот эта половинка фотографии. Уже принявшись за послание, в котором он хотел признаться девушке в том, что похитил ее фотографию, он неожиданно задумался над тем, ради чего, собственно, он это сделал.
Незадолго до начала учений Виттенбек еще раз зашел в кафе. Зачем? Этого он и сам не знал. Просто ему не хотелось уезжать на учения, не повидав ее. Но Фридерику в тот вечер он так и не нашел…
— Ну наконец-то, майор…
Этот голос оторвал его от воспоминаний и вернул к действительности. Посмотрев в ту сторону, откуда он раздался, Виттенбек увидел силуэт машины.
— Полковник Шанц?
— А вы сомневались?
Оба с облегчением засмеялись. Майор сел в машину рядом с водителем, полковник — на заднее сиденье. В машине пахло болотной сыростью.
Полковник недовольно пробормотал:
— Ваш часовой даже не разрешил нам сменить носки.
— Очень сожалею, — заметил майор, — но у нас никому не удастся стащить оружие с огневой позиции.
Шанц стянул сапоги и сказал:
— Я бы объявил Кристиану благодарность… если бы его поступок помог поднять бдительность во всей дивизии до вашего уровня…
— Для этого совсем не нужен Кристиан.
— Я знаю. Это просто мысль.
— Слишком много чести для Кристиана, — не унимался майор. — От таких офицеров нужно поскорее отделываться. Но Кристиан останется, за него стоит горой Койнер.
— А он уже побывал здесь? — спросил Шанц.
— Да.
— С какой целью?
— Приезжал меня убеждать, — ответил майор. — Если я соглашусь занять его должность, то он сможет спокойно отправляться домой. Он так и сказал.
Полковник снял мокрые носки и спросил:
— Ну и как, вы согласились?
Майор понимал, что Шанц хотел услышать от него тот же ответ, что и Койнер. Где-то в глубине души Виттенбек надеялся, что полковник приехал к нему не по службе, а по личным мотивам и обязательно заговорит о Фридерике. И потому он сказал полковнику то, чего не сказал Койнеру:
— Прежде чем Кристиан станет начальником штаба, я лучше сам уйду… И потом… Это, конечно, может показаться комичным, но перед учениями я отказался от квартиры.
Поменяв носки, Шанц спросил, не говорил ли Койнер, почему он не намерен оставаться в армии.
— Об этом я вам расскажу в палатке, — ответил полковнику Виттенбек и повернулся к водителю.
Узкие лучи прикрытых специальными заслонками фар ощупывали местность. Будущей осенью здесь уже не устроишь огневых позиций, так как вся эта равнина покроется молодыми посадками. Это немного огорчало Виттенбека, который после нескольких учений знал эту местность как собственный командирский планшет. Но без постоянных перемен невозможно представить себе армию. Солдаты, унтер-офицеры и офицеры, отслужив свой срок, демобилизуются, уходят в запас или в отставку, а на их место прибывают новые люди. Военнослужащим довольно часто приходится менять населенные пункты, казармы, дома и квартиры, и как раз тогда, когда они к ним привыкают. И местность, по которой ты проезжал или проходил весной, уже не узнаешь осенью, исключая, конечно, стрельбища и учебные поля, которые остаются неизменными.
Разумеется, частые перемены и перемещения, с которыми сталкиваются офицеры, имеют свои плюсы. Человек не успевает привыкнуть ко многому, а это означает, что он не успевает закоснеть. В то же время постоянная смена мест требует от человека много сил и потому быстрее, чем при других профессиях, утомляет. Вот, собственно, почему офицеру необходимо иметь какой-то противовес, чтобы он легче переносил это. Чаще всего таким противовесом является семья. Она-то и превращается для него в своеобразный центр, откуда он уходит на службу и куда постоянно возвращается.
А майор Виттенбек и после окончания учений останется в части. Он пробудет в казарме до тех пор, пока не почувствует, что мешает солдатам заниматься личными делами. Тогда он уйдет в общежитие для холостяков. Встав под душ, Виттенбек подумает о том, что надо обязательно поехать домой и все выяснить. А вечером он опять пойдет в кафе только для того, чтобы увидеть там Фридерику в тайной надежде, что она ответит на его письмо. Но что можно ответить на ничего не значащие или туманные фразы и намеки?
Они ехали к просеке. Шанц укутал ноги одеялом. Майор Виттенбек размышлял над тем, зачем, собственно, пожаловал к нему полковник. Вряд ли по служебным делам, ведь все приказы и распоряжения, поступившие в артдивизион, выполнены, контролировать здесь нечего, разве что ночную тишину, а в наступление полк и артдивизион майора Виттенбека перейдут только через сутки. Майору очень хотелось, чтобы Шанц передал ему что-нибудь от Фридерики — письмо, небольшую записочку или хотя бы просто привет. Он дал волю своей фантазии и уже начал сочинять фразы, которые могла написать ему Фридерика, а среди них были и такие, на какие он не отважился бы в своем письме, — откровенные и честные. И их нельзя было толковать двояко: они требовали немедленного принятия решения.
Виттенбек показывал шоферу полковника дорогу до тех пор, пока машина не подъехала к палатке- столовой, где Шанц и его шофер могли не только вымыться и привести себя в порядок, но и выпить чего- нибудь горячего. От нетерпения, которое мучило майора, казалось, не осталось и следа. Как только водитель Шанца улегся спать, Виттенбек повел полковника в курительную палатку, из которой не доносилось ни звука, будто там не было ни души. На самом же деле оказалось, что народу в ней нисколько не меньше, чем было час назад, когда из нее ушел майор.
Солдаты тем временем сменили тему разговора. Поджав под себя ноги, они потеснились, освобождая место для командира и его гостя.
Шанц закурил сигару, а Виттенбек — свою неизменную трубку.
— Ясно, мы так и останемся здесь сидеть. А почему бы и нет? — произнес кто-то из солдат, окруживших Вестфаля.
— Мы же не сможем больше разбить палатку, — заметил другой.
— Но свой бункер у нас все равно будет, и мы сможем собираться вместе. Вот только разговоры будем вести не об увольнении в город, не о любви и не о футболе, а о чем-нибудь другом.
— А может быть, как раз об этом, ведь…
— Мы будем говорить о другом, — стоял на своем первый солдат.
И в палатке установилось всеобщее молчание.
Глава 8
Мимо Фридерики промчалась колонна машин, ослепив ее фарами и заставив уступить дорогу.
