– Доктор, я наконец-то начинаю съемки большого проекта, где буду играть царицу амазонок. И никакая сила не заставит меня вновь делать документальное кино. И переступить порог вашего министерства.
– Ну, переступить все-таки придется, хотя бы для того, чтобы занести фильм в плановый перечень проектов, – улыбнулся доктор. – А я, видимо, все это брошу.
Лени не очень в это поверила, доктору вообще нельзя было верить.
– …И что вы собираетесь делать?
– Да все что угодно. Пойду галстуками торговать.
– Что-нибудь случилось?
– «Случилось», Лени, это еще мягко сказано. Мне все сложнее и сложнее, – он глазами показал на Гитлера. – С ним будто что-то произошло. Он уже не способен тормозить собственную шквальную динамику. Он стал терять свое безошибочное чувство ритма, которое не раз приводило нас к успеху. Гений фюрера заключался как раз в умении ждать. Теперь он не хочет ждать, у него какой-то неврастенический порыв к действию. То, чего постепенно можно было достичь и так, он хочет быстро, не считаясь ни с чем. На него плохо влияет успех, Лени. Или что-то еще. Очень скоро может произойти непоправимое.
– И вы хотите бежать от всех этих тревог?
– Нет, я никогда ни отчего не бежал. Меня в жизни уже давно ничего не пугает, Лени, и вы это знаете. Мне только неприятны некоторые вещи. Например, эта клеветническая кампания против меня, которую ведет Розенберг. Но дело даже не в этом. Знаете, почему это я говорю именно вам?
– Нет. Признаться, я… крайне удивлена.
– Просто вы меня поймете. Я люблю одну женщину. И для меня теперь, кроме нее, ничто не имеет значения. Она не арийка, чешка по национальности, актриса. Зовут Лида.
– А как же Магда?
– Магда зря времени не теряет. У нее в любовниках мой статс-секретарь Ханке. Вот Шекспир-то где.
Лени вспомнила, как несколько лет назад Магда ей призналась, что вышла за доктора по необходимости. Она безумно любила Гитлера, ради него даже пошла на разрыв счастливого брака, в котором, к тому же, она жила в богатстве и роскоши. Пришлось устроиться секретаршей к Геббельсу, чтобы быть ближе к фюреру. Но, поняв, что, кроме Гели и своей «великой Германии», тот никого не сможет полюбить, вышла за доктора.
– Фюрер настаивает на моем разрыве с Лидой.
Лени посмотрела на него с интересом.
– Выбор за вами.
Доктор встал и начал прощаться.
– А с чем вы меня хотели поздравить? – напомнила Лени.
Он посмотрел на нее, хотел что-то сказать, но, видимо, передумал.
– Вы все-таки победили «Белоснежку».
Лени уехала к Марго, на Зильт. Сняла по соседству дом, перевезла сюда мать и стала работать над сценарием «Пентесилеи», взяв за основу популярную в 20-е годы пьесу Клейста. Поставить этот фильм, сыграв в нем царицу амазонок, она мечтала уже давно, но проект представлялся крайне затратным, – Лени смогла вернуться к нему только после коммерческого успеха «Олимпии».
Сюда же привезли Сказку, белую кобылицу, которую нанятый недавно инструктор по верховой езде купил для Лени на конном заводе в Ганновере.
Теперь каждое утро они с Марго выезжали на прогулку в дюны, днем она писала сценарий и еще умудрялась заниматься речью. И, конечно, работала над собственным телом, – теперь она должна была выглядеть не просто как фотомодель, она должна была стать царицей амазонок. Хьюберта рядом не было, из Америки он решил больше не уезжать. Зная о ее новом проекте, он сказал на прощание:
– Лени, чтобы выглядеть настоящей царицей амазонок, ты должна выжечь себе правую грудь. Они все так делали, чтобы ничего не мешало стрелять из лука.
– У всех твоих невест вообще отсутствует бюст. Но я же тебе не предлагаю им кое-что отрезать, чтобы они лучше танцевали.
Хьюберта не хватало.
Вестей от четверки по-прежнему не было. Лени решила съездить к ним сама и наметила это на начало сентября.
В Берлине уже полным ходом шли приготовления к съемкам, когда позвонил Альберт и попросил срочно приехать.
Через полчаса она уже была на месте, и ее проводили в знакомое помещение на верхнем этаже.
Там он ее встретил и сразу повел к макету. Выглядел неважно, видимо, сильно устал.
В одном из залов Лени увидела двухметровую модель стадиона необычной формы. Он был огромен и смотрелся как подкова. Рядом висели его чертежи.
– Стадион в Нюрнберге, – объяснил Альберт.
– Это тот, который на четыреста тысяч зрителей?
– Он самый. Уже заложили первый камень. К маю сорок пятого закончим.
– А почему такая форма?
– Повлиял реконструированный стадион в Афинах, который я недавно увидел. И потом, при таких размерах в замкнутом колодце было бы душно, да и на психику сильно бы давило.
Было видно, что и на него в этот момент что-то давит.
– А размер самой арены не великоват?
– Я и сам по этому поводу в больших сомнениях. Несколько раз пытался говорить на эту тему с Гитлером – она не вписывается в современные олимпийские стандарты. Знаешь его ответ?
– Не могу даже представить.
– Говорит, что в сороковом году олимпиада пройдет в Токио, а потом страной ее постоянного проведения станет Германия. И мы сами будем определять размеры спортивных арен.
– Страшно.
Альберт подвел ее к знакомому макету.
– Лени, мы, наконец, завершили все проектные работы, через месяц начнется строительство первых сооружений. Нам нужно всю эту красоту зафиксировать на пленку. Для этого, собственно, я тебя и пригласил.
– Альберт, честное слово, я давно мечтаю для тебя что-то сделать. И я бы сняла этот фильм с большим удовольствием, – она улыбнулась, – тем более, есть еще одна причина для этого. Но я запустилась с новым проектом, у меня сейчас в Вене двести породистых жеребцов, в Рейнланде – огромные доги, мне еще нужно найти Ахиллеса и пару сотен молодых наездниц на роль амазонок. У меня мотор через месяц. Альберт, не режь меня по живому. Давай я поговорю с Фанком, он все сделает не хуже меня.
– Здесь нужна твоя хватка. Я ценю, конечно, твоего учителя и давний поклонник его горных фильмов. Но хотя бы окажи ему помощь в подготовке и производстве съемок.
Неожиданно в зале появился Гитлер. Он был без головного убора, в коричневом кителе и черных брюках. По всей видимости, прошел сюда своей тайной тропой, прямо из нового здания рейхсканцелярии.
Лени хотела попрощаться и уйти, но фюрер попросил ее остаться.
Шпеер тут же приступил к докладу:
– Мой фюрер, результат экспериментов с «Большим бетонным грузом» положительный. Почвы позволяют строить быстро. Мы экономим пять лет.
Гитлер воздел руки к небу, Лени сразу вспомнилась их первая встреча на Северном море, и воскликнул:
– Дай бог, чтобы я дожил до этого и мне не пришлось вести войну!
Лени вздрогнула – из уст Гитлера это слово звучало угрожающе, и она впервые ощутила скрытую в нем опасность.
После доклада фюрер принялся демонстрировать Лени уже хорошо знакомый ей макет и вдруг неожиданно спросил:
– Скажите, фройляйн Рифеншталь, а какие деревья лучше всего посадить на главной улице?
