Американские самолеты все так же утюжили остров на малой высоте. По несколько раз в день. Под аккомпанемент рева моторов Кастро становился все упорнее, о выводе Ил-28 не хотел даже слышать. И вообще отношения натягивались все больше. Даже Анастас Иванович сдерживался с трудом. Однако внешне он сохранял невозмутимость и приветливость.
Тем не менее дело чуть не дошло до настоящего разрыва. В самый разгар спора об Ил-28 Кастро как бы мельком проинформировал своих собеседников, что завтра встреча не состоится, он уезжает на несколько дней по неотложным делам: надо посетить сельскохозяйственные районы. Фидель посоветовал и гостям посетить животноводческие хозяйства. Его слова звучали неприкрытым издевательством. Микоян пытался возразить, но тщетно. На следующий день Анастас Иванович, сжав зубы, поехал осматривать молочное стадо. Еще через день в канцелярии премьер-министра вежливо ответили, что Кастро пока не возвращался. Не вернулся он и на третий день.
Микоян нервничал. О том, чтобы вспылить, прервать переговоры, он не думал, привык доводить начатое дело до конца. Но как? Собеседник исчез.
И четвертый день прошел в вынужденном безделье. Тогда Анастас Иванович решился на крайнюю меру. Вечером он гостил у своего старого знакомого, руководителя аграрной реформы Хименеса. Поговорили об урожае, о животноводстве. На прощание Анастас Иванович сказал, что скоро, может быть через пару дней, уезжает. Миссия его, по всей видимости, заканчивается. Хозяин удивился и забеспокоился. Он слышал, что переговоры еще далеки от завершения.
Анастас Иванович посетовал, что вот уже который день ему не удается встретиться с Кастро. Этому существует единственное объяснение: он не тот человек, с которым кубинское руководство считает возможным вести переговоры. Жаль, но ничего не поделаешь. Вот он и надумал возвращаться в Москву, а на его место пришлют другого, более подходящего.
На следующий день «неожиданно» появился Кастро. Он, оказывается, уже закончил инспекцию сельского хозяйства. Начавшийся с обсуждения урожайности бобов и молочности коров разговор затем быстро переметнулся на главную тему.
Кастро огорошил Микояна, сказав, что он послал У Тану письмо по вопросу инспекции. Вернее, о том, что об инспекции на территории Кубы не следует и мечтать. Бесполезно. Микоян слушал, ничего нового. Все это уже давно навязло в зубах. Он только посетовал, что не показали ему послание перед отправкой, лучше, если обе страны станут действовать согласованно.
Кастро отпарировал: ничего нового он не предложил, правда, предупредил ООН и США, что его мораторий на действия ПВО против американской авиации прекращается. Отныне любой нарушитель воздушного пространства Кубы понесет заслуженное наказание. В боевую готовность приведена зенитная артиллерия, истребители барражируют на малой высоте на излюбленных трассах американских разведчиков.
Микоян чуть не подпрыгнул: «Это вызовет новый виток эскалации напряженности». Кастро отреагировал кратко: «Куба не позволит нарушать свой суверенитет. Хватит. Надоело».
Приказ вступал в силу cil часов утра 18 ноября. Об этом объявило радио Гаваны.
Кеннеди проявил благоразумие. Низколетящие разведчики над Кубой больше не появлялись, теперь вся тяжесть легла на крылья У-2.
16 ноября Президиум ЦК обсуждал сложившуюся ситуацию, искал выход из нового кубинского тупика. «Позиция Кастро неразумна и криклива, — с раздражением говорил отец. — Это нам наука. Мы сейчас подошли к развязке: или они будут сотрудничать, или мы уводим своих людей с Кубы» (последнюю остававшуюся там бригаду).
В таком духе составили новые директивы Микояну для переговоров с Кастро. Одновременно дали указание советскому послу в Вашингтоне устно, чтобы пока не оставлять следов, сообщить американцам о согласии на вывод Ил-28.
То ли угроза возымела действие, то ли Микояну удалось убедить Фиделя согласиться на возвращение Ил-28 в Советский Союз, но 19 ноября Кастро сообщил У Тану: он не возражает, СССР может забрать свои Ил-28, если пожелает. Но тут же вновь предупредил: никакой инспекции и никаких полетов над территорией Кубы он не потерпит.
Последние препятствия снялись, и 20 ноября 1962 года президент США Джон Кеннеди объявил о прекращении блокады: «Председатель Совета министров Хрущев сообщил мне сегодня, что все бомбардировщики Ил-28, находящиеся на Кубе, будут вывезены оттуда в тридцатидневный срок. Он так же выразил согласие на то, чтобы отгрузка этих самолетов происходила под нашим наблюдением и чтобы численность их проверялась. Принимая во внимание, что эта мера сильно способствует ослаблению опасности, угрожавшей нашему континенту четыре недели назад, я сегодня проинструктировал министра обороны снять установленный нами морской карантин.
…Данные, которыми мы располагаем на сегодняшний день, указывают на то, что демонтаж всех ракетных сооружений, о существовании которых нам известно, закончен. Ракеты и дополнительное оборудование погружены на советские корабли. Инспекция этих отплывающих кораблей, произведенная нами в море, подтвердила, что все ракеты, число которых было указано Советским правительством и которое точно соответствовало нашим собственным сведениям, с Кубы теперь удалены. Кроме того, советское правительство сообщило, что с Кубы удалено также все термоядерное оружие и что больше оно на Кубу доставляться не будет.
Итог последних недель — несомненно, положительный, и можно надеяться, что положение будет продолжать улучшаться…»
В тот же день, 20 ноября, генерал Плиев получил от «Директора» приказ: «Ракеты «Луна» и ФКР с обычными боевыми частями остаются на Кубе, 6 атомных бомб, 12 специальных боеголовок для «Лун» и 80 для ФКР отправить в Советский Союз на транспорте 'Аткарск'».
22 ноября в советских газетах появилось краткое правительственное сообщение: «В связи с распоряжением президента США Джона Кеннеди об отмене карантина (блокады) в отношении Республики Куба… отменить состояние полной боевой готовности в частях и соединениях Советской армии».
Аналогичный приказ отдал маршал Гречко подчиненным ему войскам стран Варшавского договора.
До сих пор помню состояние чисто физического облегчения, которое довелось испытать тогда.
Карибский кризис завершился одновременно с началом работы пленума ЦК, открывшегося 19 ноября. В тот день отец сделал большой доклад о неотложных мерах по совершенствованию структуры управления экономикой.
По странному стечению обстоятельств именно в день отмены боевой готовности, 22 ноября, пленум ЦК принял уже упоминавшиеся решения о реорганизации структуры партийного аппарата, разделении партийных комитетов по производственному принципу.
Их руководители усмотрели в нем покушение на свою власть. В аппарате повсеместно нарастал глухой ропот…
Внешний кризис сменялся внутренним, не столь заметным, но более опасным.
В послеоктябрьские дни, недели, месяцы слева и справа твердили о поражении, отступлении отца, капитуляции его перед империализмом. Наиболее сильными такие настроения оказались в Китае и в США. Правда, сам президент США думал иначе. Роберт Кеннеди свидетельствует: «Он не сделал ни одного заявления с целью приписать себе или своей администрации заслуг в этом деле. Он предписал членам Исполнительного комитета и правительства не давать никаких интервью, не делать никаких заявлений, провозглашающих победу… Если исход кризиса и был чьим-то триумфом, то не триумфом того или иного правительства или народа, а триумфом грядущих поколений».
Отец считал, что, получив обещание не вторгаться на Кубу, он добился поставленной цели: «Правительства капиталистических стран всё оценивают в долларах. Так если рассмотреть в долларах, то это очень выгодная операция. Мы понесли затраты только на транспортировку военной техники и нескольких тысяч наших солдат. Вот стоимость гарантий независимости Кубы. Мы не пролили крови ни своей, ни чужой. Мы не допустили войны. Мы не допустили разрушений, отравления атмосферы. Я горжусь этим».
