Это — взгляда проклятая власть,гиблая пропасть, где пенитсяжизни и смерти пучина.Это — сердцем поющая пленницачерной судьбы и кручины,в вопль исходящая страсть.И в то же время это —дождь андалузского света,крылья, полет и весна…В шалой, задорно-веселой,в ней смеется и шутит Севилья,в ней сегидильявзметает подолы,солнца и соли полна.
Твои волосы в плен меня взяли,Твои очи меня осудили,А уста приговор отменили.* * *Ни румяна ты, ни бледна,Ни красива ты, ни дурна,Полюбилась ты мне потому, что ты мне полюбилась.
Слепое солнце раскаленным светомо шлемы и наспинники дробится,и вспыхивают копий острия,как огненные птицы.Слепое солнце, жажда и усталость…Сквозь ад степей кастильских раскаленных —железо, пыль и пот, — верхами едутизгнанник Сид и с ним двенадцать конных.Двор постоялый, сложенный из камня,грязища. Есть ли здесь живые души?Дверь поддалась напору рукоятей.Свет. Воздух обжигающий. Удушье.За грохотом ударовзвук голоса услышали не сразу —хрустальный, робкий. Девочка выходит,она худа и синеглаза,и вся — глаза, а в них, огромных — слезы.Настороженная, глядит с порога,на личике под светлым ореоломиспуг, и любопытство, и тревога.«Ступайте мимо, добрый Сид, — иначепогубят нас по воле государя,разрушат дом, засеют землю солью,возьмут зерно, лежащее в амбаре.Уйдите, Сид, и да хранит вас небо.Кой прок вам предавать нас лютой каре?»Глядит и плачет. Детскими слезамидружине преграждается дорога,и, воинов суровых понуждая,бесстрастный голос произносит: «Трогай!»Слепое солнце, жажда и усталость…Сквозь ад степей кастильских раскаленныхжелезо, пыль и пот, — верхами едутизгнанник Сид и с ним двенадцать конных.