Западноевропейская поэзия XX века

Затвор священный, где сгорают души,
Сиянью отданный обрывок суши,
Строй факелов, мне этот остров мил,
Одетый в камень и во мрак растений,
Где столько мрамора лобзает тени
И море верное спит у могил.

Большое море с даром прорицанья,
Хламида из сверканья и мерцанья,
Вся в идолах и солнца и луны,
Верховный змей, своею синью пьяный,
Кусает хвост своей же плоти рваной[190]
Среди отгулов, полных тишины.

Подуло. Жить! Попробуем! Так надо!
Вдруг книгу мне огромная прохлада
Захлопнула, звеня в морской пыли.
Летите, ослепленные страницы!
Ломайте, радостные вереницы,
Кров, где еще пасутся корабли!

ПОГИБШЕЕ ВИНО Перевод Бенедикта Лившица

Когда я пролил в океан —
Не жертва ли небытию? —
Под небом позабытых стран
Вина душистую струю,

Кто мной тогда руководил?
Быть может, голос вещуна
Иль, думая о крови, лил
Я драгоценный ток вина?

Но, розоватым вспыхнув дымом,
Законам непоколебимым
Своей прозрачности верна,

Уже трезвея в пьяной пене,
На воздух подняла волна
Непостижимый рой видений.

ДРУЖЕЛЮБНЫЙ ЛЕС Перевод М. Кудинова

О чем-то непорочном размышляя,
Плечом к плечу мы по дорогам шли,
Среди цветов неведомых земли
Шли об руку, молчанье сохраняя.

Казалось, будто мы обручены,
В ночи, что от лугов зеленой стала,
Где мы дары делили небывалой,
К безумцам расположенной луны.

Потом вдали мы умерли на ложе
Из трав и мха, теней не потревожа,
Ни вздохов леса, давшего нам кров.

И в вышине, средь вечного сиянья,
Мы, горько плача, встретились без слов,
О верный мой товарищ по молчанью.

СИЛЬФ[191] Перевод М. Кудинова

Неведом, незрим,
Я запах цветка,
В струе ветерка
Едва ощутим.

Неведом, незрим,