Леон-Поль Фарг (1876–1947). — Его творчество является как бы соединительным звеном между поздним символизмом и сюрреалистами, которые считали его своим предтечей. Стихи и лирическая проза Фарга отличаются музыкальностью (не случайно один из его сборников называется «Для музыки», 1918), причудливым сочетанием нежности и едкой иронии, наблюдательности и безудержной фантазии, вкусом к полутонам, ко всему неопределенному, трудно уловимому. Поэтическая проза Фарга собрана в книгах «Пространства» (1929) и «При свете лампы» (1930).
ПОСЛЕСЛОВИЕ
Перевод М. Кудинова
С вершины дерева скользит, шурша средь веток, Рука, покрытая узором золотистым. Все листья и цветы друг друга понимают. В вечернем сумраке я видел медяницу. Диана[197] над прудом свою надела маску. Как ласковый призыв темнеющего неба, Атласный башмачок мелькает на лужайке. Ладьи ночные вдаль готовятся отплыть. Другие будут приходить к скамье железной, Чтоб видеть это все, когда меня не будет. Закат забудет тех, кто так его любил. Уже ничей призыв не озарит нам лица. Ничье рыдание в душе не отзовется. Погаснут наши окна, незнакомцы По серой улице пройдут неторопливо, И голоса, Другие голоса затянут песню, Глаза другие отуманятся слезами Под новой кровлей. Будет все Исчерпано, все будет прощено, И свежей станет боль, и новым лес, И, может быть, неведомым друзьям Бог счастье даст, обещанное нам. * * * «Вечер клонится изнеможенно…»
Перевод В. Козового
Вечер клонится изнеможенно, и деревья, у самой дороги снов — как тяжелые птицы, голова под крылом, — засыпают. Луна плачет в листве — как взгляд сквозь дрожащие пальцы… В ней она топит свои ледяные щедроты. Она следует, рядом с берегом, за бегущей струей. Она в ней колышется: будто огромный лебедь растерял свои перья на ровной глади, где кто-то баюкает небо… На крутом повороте — дозор тростников, куда луна вонзает свои занозы. Протяжное дуновение ветра, который время от времени гонит из гнезд воспоминания и имена… и оно чистит от чешуи воду и листья… Тогда полуночник и сторож этих горячечных стран — длинная серая ящерица, в которой укрылась древняя чья-то душа, — издает странный звук, голосом дальним, напоминающим инструмент и обряд дикарей, — ибо она различает движение неких существ, каких видеть нам не дано, — тех, что уходят за горизонт, где прошлое уснуло под пеплом. ОСКАР-ВЕНЦЕСЛАВ ДЕ ЛЮБИЧ-МИЛОШ
Перевод А. Ларина
Оскар-Венцеслав де Любич-Милош (1877–1939). — Родился в литовской аристократической семье, в юности переехал в Париж, где окончил Школу восточных языков. Известность обрел после выхода книги стихов «Семь одиночеств» (1906), пронизанной отзвуками древних легенд и навеянной впечатлениями от путешествий по Востоку, раздумьями над судьбами былых эпох и культур. В дальнейшем порывает со «светской» поэзией, обращается к мистическим мотивам («Элементы», 1911; «Ars Magna», 1924; «Арканы», 1926). Выступал как переводчик и популяризатор литовского народного творчества («Дайны», 1928; «Сказки и присказки старой Литвы», 1930).
«Все мертвые пьяны от грязного дождя…»
Все мертвые пьяны от грязного дождя На кладбище забытом в Лофотене, И таянья часы стучат в корнях растений, Внутри гробов прогнивших в Лофотене. Под шум вороньих крыл, шуршащих у могил, Весна поит водой тела в грязи и тлене; Под мерный смех ветров, который тих и мил, Уютно спится мертвым в Лофотене[198]. Я, быть может, навеки отдален От моря, от надгробий в Лофотене, Но мне не знать покоя — я влюблен 
