Валери Ларбо (1881–1957). — Много путешествовал, объездил «пассажиром первого класса» чуть ли не всю Европу. Впечатления от этих поездок отразились в единственном поэтическом сборнике Ларбо — «Стихи для богатого любителя» (анонимно в 1908 г.; переиздан с дополнениями в 1913 г. под названием «А.-О. Барнабут, его стихи и дневник»). Естествення, широкая, свободная от всякой риторичности манера Ларбо напоминает о традициях Уитмена и кое в чем перекликается с приемами раннего Сандрара.
МОЯ МУЗА[212]
Перевод В. Парнаха
Я воспеваю Европу, ее железные дороги, и театры, И созвездья ее городов, а между тем Я приношу в моих стихах добычу из Нового Света: Обтянутые ярко раскрашенной кожей щиты, Меднолицых девушек, челноки из благовонного дерева, попугаев, Стрелы с зеленым, синим, желтым опереньем, Ожерелья из девственного золота, странные плоды, разные луки, И все, что Колумб вез в Барселону. Мои стихи, мои золотые стихи, В вас сила и порыв тропической флоры и фауны, Все величие родных гор, Крылья кондоров, рога бизонов. Моя муза, мое вдохновение — креольская дама Или уносимая всадником страстная пленница, Связанная, брошенная поперек седла Вместе с драгоценными тканями, золотыми вазами и коврами. И ты побежден своей добычей, о льянеро[213]! В моих стихах друзья узнают мой голос, Мои интонации, обычные после обеда. (Достаточно уметь поставить ударение где нужно.) Мной управляют непобедимые законы ритма. Я их не понимаю сам, но чувствую: это они. О Диана, Аполлон, великие боги, Взбалмошные и свирепые, вы ли внушаете мне эти песни, Или это обман, что-то От меня самого, просто урчание в животе? MADAME TUSSEAUD’S[214]
Перевод Ю. Стефанова
Мне кажется, что вся суть бытия — В глазах вот этих смирных восковых людей. Хотелось бы мне провести здесь целую ночь, Целую зимнюю ночь, замешкавшись в зале, Где содержат преступников, Смирных восковых преступников. Лучатся их лица, а взгляды — тусклы, а тела — а из чего у них тела? Неужто на самих себя они и впрямь похожи? Почему же их бросили за решетку, повесили или казнили на электрическом стуле, А их немые обличья оставили здесь? Немые обличья с глазами, что не могут поведать о пережитой жути, А только встречают повсюду взгляды зевак — без конца, без конца… Да закрывают ли они глаза хоть ночью? ТАЛАССА[215]
Перевод Ю. Стефанова
Лежа на узком диване в глубине каюты (Меня, словно девчонка неугомонная — куклу, Баюкает качка бортовая и килевая, — на море шторм), Я ощущаю на сердце светлый круг — иллюминатор, Похожий на витрину магазина, где продается море, И, в полудремоте, мечтаю Сложить еще никем не сложенную песнь Во славу моря. О Гомер! О Вергилий! О Corpus Poeticum[216] Севера! Лишь на твоих страницах Отыщутся вечные истины моря, Отыщутся мифы, в которых отразился один из ликов времени, Отыщутся феерии моря, и генеалогии волн, И вёсны морские, и морские осени, И затишье морское, простертое плоской зеленой дорогой Под колесницей Нептуна и хороводами Нереид. Я ощущаю на сердце светлый круг, он скользит 
