подступался к монаршему ложу, творил заклинания. Эта мера не помогла — король продолжает чахнуть. Его недуг ставит в тупик всех самых известных лекарей и знахарей Таралона. Ничего, к сожалению, поделать нельзя.
— А если пустить в дело какую-нибудь штуковину… из древнего чародейского арсенала? Маги тогда, я слышал, были куда как могущественнее, чем наши!
— Нет, похоже, средства от этой болезни не существует, — вздохнул сказитель и улыбнулся ему, как учитель, раскрывающий ребенку горькую истину. — Она не подвластна ни древним заклятиям, ни новейшим изобретениям.
— А я, помнится, слышал легенду, что одна из семнадцати королевских реликвий наделена целительной силой.
Тассо лишь махнул рукой.
— Ну, если верить легендам, то существует еще Монаршая Панацея…
Лайам прищелкнул пальцами.
— Во-во, я о ней! Почему бы ее не использовать, а?
Снисходительная улыбка сказителя начинала его бесить, однако же он старательно унимал свою злость.
— Ну, во-первых, мой дорогой, потому, что этой реликвии в течение многих веков никто не видел в глаза. А во-вторых, нет никаких доказательств, что она не плод воображения древних историков. В их трудах говорится о многих вещах, каких никогда и на свете-то не бывало.
«Да она у тебя над плешью летает, болван!»
— Но легенды-то все же о ней говорят? Уж вы-то наверняка их знаете?
Сказитель насупился.
— Сударь мой, я сказками не торгую!
— Но помнить ведь вы их должны? Семнадцать реликвий — о них все говорят. Мое дело платить, ваше — рассказывать.
Сказитель вздохнул и признался, что ему действительно кое-что ведомо. Так уж и быть, он поделится с молодым человеком своими знаниями, однако ручательства, что они истинны, не даст ни за что. Никаких ручательств с него никто и не требовал, хотя сведений у сказителя, как оказалось, имелось не густо. Отчасти потому, что о самой Панацее никаких легенд сложено не было, она фигурировала в историях, повествующих о других, более значительных раритетах. Однажды эта реликвия спасла жизнь королю Цимберу, когда тот был серьезно ранен при попытке вновь завладеть одним из похищенных у него Эдаранских Мечей и Квинтиновым Щитом, потерянным его пращуром в диких северных землях. Спасла Панацея и рыцарей-близнецов Табола и Терена после их битвы с великанами Тросских гор. Всего ей приписывалось пять чудодейственных исцелений. Еще в нескольких случаях Панацея впрямую не упоминалась, однако по некоторым намекам можно было предположить, что смертельно раненных рыцарей воскрешали именно с ее помощью.
— Все это покрыто пылью столетий, — закончил Тассо. — Новых чудес в нынешней половине тысячелетия не происходит. Если Монаршая Панацея существовала на деле, она, скорее всего, покинула королевство вместе с Квеленом-Странником. Говорят, он прихватил несколько реликвий в свое злосчастное путешествие.
— И было это двести лет назад, — сказал Лайам, делая вид, что признает свое поражение.
Сказитель надменно кивнул.
— Вот именно.
Пока длился рассказ, колокола пробили девять. Оглянувшись на восток, Лайам увидел, что солнце стоит высоко, и, решив, что с него довольно, отдал сказителю его принц.
— Скоро придет мой капитан. Спасибо за развлечение.
Он встал, потянулся и, не обратив внимания на низкий поклон болтуна, вернулся на свой пост — в переулок.
«Фануил, не слетаешь ли поглядеть, что там с Лестницей?»
«Слушаюсь, мастер».
Лайам прислонился к стене, вынул кинжал и принялся чистить его кончиком ногтя. Если Панацея действительно сотворила хотя бы половину чудес из тех, что ей приписывают, она наверняка способна исцелить короля. Как реликвия попала в руки герцога Южного Тира, Лайам не знал. Впрочем, монархам свойственно одаривать своих верных вассалов бесценными раритетами. К тому же, если верить легендам, снадобье, содержащееся во флакончике, благотворно воздействует не только на тех, в чьих жилах течет королевская кровь…
Ожидание сводило с ума. С того места, где он стоял, Лестница видна не была, но тормошить попусту Фануил а ему не хотелось. У дракончика и так довольно забот, а расспросами ход подъемника не ускоришь.
Лайам в шестой раз приступил к чистке ногтей и вдруг встрепенулся. В голове его вспыхнула мысль:
«Лестница опускается, и я вижу среди пассажиров человека, который держит в руках шляпу с белым пером».
Беглец вздохнул с облегчением и привалился к стене, вознося всем богам благодарственные молитвы.
«А еще я здесь вижу лейтенанта Эльдайна».
У него пресеклось дыхание. Он велел фамильяру показать ему Лестницу — и увидел воочию и человека с пером, и Эльдайна, которого нетрудно было признать по белым повязкам. «Если ему все известно… если он следит за доверенным лицом Катилины, наше свидание не состоится!»
Ожидание затянулось. Лестница еле ползла. Лайам еле дышал. «Как разобраться, следит он за ним или нет?» Подручный Уорден мог оказаться на платформе случайно. Возможно, это его обязанность — каждое утро посещать Беллоу-сити. «Но все-таки… вдруг ему что-то известно?» Грудь Лайама жгло, он стал задыхаться.
Наконец Лестница опустилась, и Фануил доложил, что человек с белым пером пошел в одну сторону, а лейтенант — в другую.
«Похоже, он идет к бирже, мастер».
— Ес-сть! — радостно прошипел Лайам и тут же испуганно дернулся — не услышал ли кто его восклицание? Нет, все в порядке. Площадь опять почти опустела: там слонялась лишь кучка зевак, да какой-то поденщик набирал ведром из фонтана воду, да вертлявая девчонка-пирожница на все лады расхваливала свой товар.
«Следи за Эльдайном, малыш. Дай мне знать, если он повернет в мою сторону».
«Хорошо, мастер».
Последнее ожидание. Пятнадцать минут, необходимых на путь от причальной площадки до мола. Лайам считал мгновения, загибая длинные пальцы. Время от времени, он зажмуривался, словно бы торопя таким образом время, и тут же опять обшаривал площадь глазами, отыскивая унылую, серого цвета тунику. Благодаря недавнему обмену зрением с Фануилом он знал, во что посланец одет.
«Мастер, Эльдайн дошел до биржи. Говорит с миротворцами, которые там стоят».
«Хорошо».
Посланец шел за тремя носильщиками, обремененными огромными тюками шерсти, так что Лайам заметил его лишь тогда, когда он дошел до фонтана. Человек Каталины церемонно надел шляпу, расправил длинное белое перо и замедлил шаг, словно раздумывая, куда бы ему направиться.
«Благодарю вас!» — вскричал мысленно Лайам, обращаясь ко всем богам, и оглядел площадь. Миротворцев вроде не видно, никаких подозрительных личностей тоже… «Кроме тебя самого!» Он вышел из переулка и двинулся прямо к посланцу. Тот удивленно вскинулся.
— Я — Отниэль Фовель, — сообщил Лайам.
— Вы?! Но… — Посланец осекся, рассматривая его лоб, потом встряхнул головой. — Ладно, неважно. У меня к вам письмо. Вы должны прочесть его прямо при мне.
Он достал из складок туники сложенный лист пергамента, на котором красовалась большая печать.
