– Неважно. Все это давно в прошлом. Сам не знаю, почему я об этом заговорил. Сейчас меня беспокоит настоящее. – Поколебавшись, Бишоп продолжал: – Ты можешь сказать, что это не мое дело, но, чтобы не заметить, как складываются отношения между тобой и Фейт, нужно быть слепым или глухим. А я не тот и не другой.
– Не знаю, что ты имеешь в виду. – Кейна интересовало, не светится ли у него на лбу, как неоновая вывеска, все, что он чувствует. – И ты прав – это не твое дело.
Но на Бишопа предупреждение подействовало не больше, чем ранее на Фейт.
– Она привлекает тебя, и ты злишься на нее, считая, что предаешь Дайну.
– Ты порешь чушь!
Бишоп улыбнулся:
– Сомневаюсь. Я только хочу сказать, что ты не должен винить в этом ни себя, ни Фейт. Едва ли Дайна сочла бы предательством, что подруга, которой она изо всех сил старалась помочь, может занять место в твоей жизни.
– Об этом и речи нет.
– В самом деле?
– Конечно. Я не испытываю к Фейт никаких чувств. Она всего лишь орудие, которое я использую, чтобы найти убийц Дайны.
– Тебя мучают угрызения совести. Должно быть, это сущий ад, – сочувственно заметил Бишоп.
– Ты сам не знаешь, что несешь, Ной.
Кейн не хотел ни говорить, ни думать об этом. А больше всего он не хотел испытывать на себе бишоповское «чувство паука».
– Я не могу уйти и позволить другу терзать себя только потому, что он обычный смертный. Пойми, Дайны больше нет. Она исчезла несколько недель тому назад, и если ты будешь честен с самим собой, то признаешь, что в глубине души понимал: она никогда не вернется.
– Заткнись!
– Тебе отлично известно, что это правда. Ты понимал, что потерял Дайну навсегда, хотя и убеждал себя в обратном. Даже когда ты разыскивал ее, ты думал о другой женщине.
Кейн вскочил и сжал кулаки.
– Да что с тобой, Ной? Как ты можешь такое говорить! Дайна лежит в морге настолько изувеченная, что я едва узнал в ней женщину, которую любил! Последние дни Дайны прошли в нечеловеческих муках, и, даже кончив ее пытать, эти ублюдки расправились с ней, как садисты, – оставили ее медленно задыхаться и истекать кровью в тесном бетонном склепе!
– Мы не знаем точно, что Дайна умерла именно там, – сдержанно заметил Бишоп. – Возможно, все было иначе.
Но Кейн почти его не слушал.
– Что, по-твоему, я за человек? – задал он вопрос, который терзал его самого уже несколько дней. – Ты думаешь, я могу так легко забыть Дайну, только потому, что рядом Фейт? Думаешь, что какая-то другая женщина может занять место Дайны? Что я могу испытывать к кому-то даже десятую долю тех чувств, которые испытывал к Дайне?
– Кейн…
– Я любил ее! Ты можешь это понять?
– Я это знаю.
– Каждую минуту я испытываю боль от мысли, что Дайны больше нет! Я сержусь на нее, потому что она не впускала меня в свой мир, и ненавижу себя, потому что не смог и теперь уже никогда не смогу в него проникнуть. Она ушла – ушла навсегда…
– А Фейт?
– Фейт? – Кейн горько усмехнулся. – Я думал, что она поддерживает связь с Дайной – вот и все Какое-то время мне даже казалось, что частица Дайнь живет в ней. Я видел, как Фейт сразу выбрала среду множества флаконов с лаком для ногтей самый любимый цвет Дайны, с удовольствием ест все то, что предпочитала Дайна. Я чувствовал, как от нее пахнет духами Дайны, слышал, как она говорит таким же тоном, использует те же фразы, так же поворачивает голову, и… убедил себя, что Дайна ушла не целиком.
– Ты уверен, что это все?
– Конечно, уверен! Неужели ты думаешь, что я могу испытывать к Фейт какие-то другие чувства?
– В этих чувствах нет ничего дурного.
– Есть, черт возьми, и всегда будет!
Не замеченная увлеченными разговором мужчинами, Фейт прошмыгнула по коридору в ванную, закрыла дверь, включила воду, чтобы заглушить даже отдаленные звуки голоса Кейна, и уставилась на свое бледное лицо в зеркале.
Странно. Она никогда прежде даже не подозревала, что боль может так четко отражаться в глазах.
Фейт перевела взгляд на руки, лежащие на крышке туалетного столика. Алый лак Дайны покрывал овальные ногти. Рядом стоял флакон с духами Дайны, которыми она так неразумно пользовалась.
Фейт посмотрела на блузку и слаксы, обнаруженные ею целыми и невредимыми в стенном шкафу, которые собиралась надеть после душа, сознавая, что понятия не имеет, ее это одежда или Дайны.
