находились в Харбине, нет — в Цицикаре, я могу с большой долей уверенности утверждать, что лично вы были готовы к случившему. Не так ли?
Винь, будто облитый проявителем, стоял с красными пятнами на холеном лице. Открывал рот, пробовал сказать, но получалось бессвязное и тихое:
— Н-никак н-нет. П-просто ч-чистая с-случайность. К-кто мог з-знать.
— Почему же вы, всегда такой предупредительный и торопящийся высказать все новости, спешили на сей раз не ко мне, пред мои, к сожалению, не такие зоркие очи, а туда, в неприветливые горы юга, где более расторопные и смышленые граждане всадили в вас медицинский локализатор?
— По логике вещей, если это мог быть монах, то они обязаны были знать.
— Странно, наши агенты не заметили, чтобы монахи шныряли вдоль границы. Они были удовлетворены той информацией, что поступала от нас. Кто вам натолкал таких вздорных мыслей? Вы не догадываетесь, майор, что до меня кое-что доходит, наверное, основательнее, чем до вас. Я знаю, на кого переложить неудачу первых дней. Догадываетесь о мотивах?
— Вы, наверное, на меня намекаете?
— О, нет-нет. На товарища Чан Кайши.
— Зачем вы так. Я работник полезный.
— Поэтому мне и жалко вас. Вам портье работать или администратором.
— Вы недооцениваете моих возможностей, — свербяще загнусавил Винь. — Мой послужной всех устраивает.
— Именно что устраивает, но никак не характеризует вас. Я никогда бы не подумал, что наши кадры могут, не зная никого из старейшин, шустро, по-гестаповски, ломиться к ним с оружием и приказами. Они с вами еще законно поступили.
— Кто бы мог подумать.
— Вас бы, майор, в штрафной батальон на месяц.
— Виноват, — поторопился с признанием Винь.
— Что предпринято для поимки нарушителя?
— По южным районам провинции ведется негласное наблюдение. Дороги, мосты, вокзалы под контролем. Перекрыты перевалы Большого Хингана.
Карандашом офицер показал на карте места, где рассредоточены подразделения.
Но генерал недовольно морщил лоб.
— Трое суток прошло. Вы за это время в монастырь сгоняли, а агента ищете там, где потеряли след. Что-то вы мне перестаете нравиться.
— Но у него нет тех возможностей, что у нас. Кто ему самолет предложит?
— Хотя бы вы. А сами для полного алиби к монахам. Как, а? Железно. Где гарантии, что агент уже не там, не в горах?
— Как? Гарантия — моя верность.
— Да, не подумал я. Недалекие сохраняют преданность более длительное время, чем смышленые. Но прикиньте, и другими возможными путями он мог также успешно воспользоваться. Хотя бы железной дорогой.
— Был приказ перекрыть дорогу.
— Как скоро? Говорите живее! Я не должен из вас, как из пленного тянуть.
— После того, как прочесывание местности привело к рельсам.
— Для вас это уже успех. Сколько времени прошло с момента перестрелки?
Майор застыл, прикидывая в уме.
— Не более пятнадцати часов
— А на сколько он опережал вас? Ведь не глупый и, наверное, памятливый. Знал, в какой стороне дорога.
— Не более трех-четырех часов,
— Это уже деловой разговор. Если присовокупить ваши погрешности и скорость бойкого монаха, то в пределах шести-семи часов. Как далеко можно поездом доехать за это время?
— До Цицикара.
— При благоприятном стечении обстоятельств и до Фулаэрцэи. На исполнение самого приказа уйдет час, итого в пределах восьми часов.
— Но почему вы настаиваете на дороге? Может, он в горах остался. Выпрыгнул с поезда и в щель какую забился.
— Не шарьте карандашом по карте. Я и на память неплохо знаю местность. Агент не дурак с поезда прыгать. Разорвать дистанцию: это время и безопасность. А если он в горах, то сколько может просидеть в щели?
— Трое-четверо суток.
— А потом?
Винь пожал плечами.
— А вам странствие его по России ничего не говорит?
— Как будто бы…
— Я не о том. Вяжется мысль, что он очень удачно пользуется железной дорогой. С его клещами ничего не стоит на ходу впрыгивать в вагоны. Ступайте, товарищ Винь, отдыхайте. Вы от волнения крепко потеете. После обеда, думаю, сможете что-нибудь дельное предложить.
Офицер вытянулся, отдавая честь. Молодцевато кивнул и поторопился прочь.
Генерал недовольно посмотрел на закрывающуюся дверь.
— Что вы скажете, Чан? Не нравится мне все это. Полковник, сидевший в полудреме и скучно слушавший болтовню, нехотя очнулся.
— Они топтались на старых следах, когда отважный юноша махал им шапочкой.
— Нет, я о майоре.
— Черт с ним, с этим тупицей.
— Слишком с ним крепкий черт.
— Не думаю, чтобы Пигмей таких дурачков собирал в свой актив.
— Очень может быть, что сейчас он к нему метнулся.
— За ним присмотрят.
— У Теневого тоже неплохие ищейки.
— Мало их у него.
— Что он наговорит там, в полутьме?
— Думается мне, разыграется у них маленькая комедия с кислыми улыбками и большими упреками. Если, конечно, Винь его ставленник.
— Уточним. Но ты меня всегда хорошо успокаивал. Просто на вещи смотришь. А у меня вот внутри нехорошо.
— Временно… Пройдет. Теннис, бассейн, молоко, яблоки.
— Ну плут! Тебе проще, я тебя не бью. Бассейн. Простак в позолоте! И все же, где агент? Может, и вправду засел где, выжидает? Неделю просидеть может.
— Пусть рыскают по горам. Собак там хватает.
— А если дорогой?
— И там пусть перекрывают. Трое суток. Смех! Время растянулось. Утеряна нить логики. Сейчас он может быть и в Харбине, и а Таоани. При удаче и и Чаньчуне. Пусть полиция отписки делает.
— Предлагаешь в Гирине поднимать службы?
— А зачем? Уголовниками полиция занимается.
— Это монах.
— А кто его видел? Мы не имеем права поддаваться эмоциям, мандражу службы. Если полиция установит, что это именно наш агент, тогда мы и займемся непосредственно. А пока можем выделить им Виня, да для страховки и Ляонине встряхнуть местные службы.
— Нельзя. Шумно будет.
— Ну нет, так нет. Мало данных. Нет следа. Он может быть и в Аргуне. Винь посыпал перец и теперь
