— Цинь выступил вычурно, но достаточно заразительно для наших парней. Единодушие вы видели, готовность налицо. Время окончательно рассчитать наши силы, определить, кого из тонкобрюхих и прочих, изнеженных дешевой жизнью, недорослей отчислить из наших школ. Сильные строят жизнь и делают ее по-своему — места гнилым сомнениям быть не должно. Иначе навсегда останемся в этом дырявом бараке. Численность наших учеников по городу более четырех тысяч, в пригородах еще около двух тысяч, итого шесть тысяч. Армия обученных парней, готовых на все. Невидимые «Триады» — не имеют таких бойцов, как наша. О прочих обществах и говорить не приходится. Как человек знающий, много видевший, изъездивший вдоль и поперек основные районы, подконтрольные деловым синдикатом, скажу: никто не может конкурировать с нами в боевой возможности. Мы раздавим всех, кто станет на нашем пути. Для жизнеутверждения нашей организации нужно сохранять и укреплять деловые отношения с местными властями. В этом случае мы будем недоступны для многих и получим все, что требует жизнь вольготная, интересная. Что нам Шао с какой-то полусотней обиженных жизнью бродяг. Смели поднять руку на нашего старейшину — должны погибнуть. Он много знал о беглом монахе. Все нити переговоров с представителями служб были у него. Сейчас необходимо браться именно за монаха. Деньги большие, законные. Кто желает высказаться?
Вопросов не возникало. Все согласно кивали головами: представимое будущее удовлетворяло каждого.
Старший закончил:
— Завтра в семь утра распределим побережье для слежения.
По двое, по трое, без оглушительных криков, руководители и наставники школ разошлись.
Осталось шестеро. Ядро руководства новой организации. Довольные лица пылали благодушием.
Снова заговорил старший. Теперь он не боялся, что его могут перебить или задать каверзный вопрос. Здесь все те, кто сколачивал с У Чинем боеспособную шайку.
— Итак, нашу идею поддержали. Конфликт с Шао — великолепная вещь для зачинания нашей деятельности. Заодно проверим кадры. Как думаете вы? Вот вы, уважаемый Фэн, что скажете?
Тот, к кому обратились, был лет под пятьдесят, с грубыми, некрасивыми чертами лица, неопределенным взглядом и такой же придавленной улыбкой.
— Я тоже так думаю, — молвил он глухим голосом.
— Да, — подтвердил старший, — наш идеолог Вуй хорошо знает, чем подзадорить молодых. Если он также толково решит проблему с надежностью кадров, конечно, не без нашей помощи, — здесь говоривший намеренно сделал ударение на каждом слове, — то его задача, в основном, будет решена. Между нами обязанности распределены. В Шанхае достаточно торговцев-иностранцев, на которых можно погреть руки. Но первым иностранцем должен стать проамериканский — прорусский монах. Слишком большие деньги за него дают, о главное — чистые, чтобы не использовать подвернувшийся шанс.
— Мудрый Сан, а учеников центральных школ как вы намереваетесь использовать? — это заговорил могучий Кин. — Ведь не исключены потери. Как в ущелье под Шао. — Мудрый Сан — приставку к имени дал ему как-то сам У Чинь, указывая на его вечные морщины на лбу несмотря на то, что ему особенно нечем было доказать свою мудрость: ни годами, ни делами, — привычно поморщился. Он не выносил, когда его перебивали в разгаре полемики. Приходилось терпеть. — Все шестеро — равны. Так решил совет. А Кин к тому же и самый сильный, видимо, во всем Шанхае. Он наставник центральной школы и вполне резонно печется о своих выкормышах. Это его гвардия.
— Ученики нашей школы всегда будут при нас. Путь, на который ступили мы, чреват разными неожиданностями. В зтом мире нельзя без верной опоры. У нас будут деньги, мы всегда сможем платить за преданность. Лучших будем привлекать для более ответственных поручений. Шестьсот человек центpa — большая сила. Нужны телефоны для связи с каждой школой. Нужно, чтобы и руководитель, и наставник, старший каждой секции, до конца были нашими людьми. Всех несговорчивых отошлем к Шао: монахи не подарок при встрече.
Тут вступил в разговор сидящий в углу.
— Мудрый Сан, есть на примете один торговец-иностранец. Его лавка и трактир на пути к пристани. Может, есть смысл первое дело начать с него. Несложно, меньше риска. Первый взнос очень взбодрит.
— Уважаемый Лао, там, где дело связано с грабежом, значит, связано и с полицией. Агент нам выгоден не только законными деньгами, но и установлением нужных контактов с властями. Понимаешь? Торгаш от нас никуда не уйдет. А русский сам вне закона. Вот нас шесть человек: пока совет не утвердит, никто не имеет права не самовольные акции. Завтра-послезавтра получим аванс на предстоящую операцию, и, уверен, ваши люди будут гораздо общительнее.
Помолчали. Потом, как по сигналу, встали, дружно поклонились друг другу и спешно разошлись в темноту сгустившихся сумерек.
Последним вышел Сан. Запер двери. У выхода на улицу его поджидали двое братьев. У обоих были короткие бамбуковые палки. Шли недолго. Скоро свернули в переулок и через три минуты вошли во двор старого отцовского дома. Новый крепкий забор опоясывал территорию семейства Сана, где теперь, после отца, старшим был он.
С братьями осторожно вошел в дом. После гибели главаря, Сен стал опасаться непредвиденного. Тот старик был крепок, опытен. Не раз со смертью тягался. Знал многое. Но вот… — сорвался. Не смог предвидеть коварства монахов. Хотя, кто знает, чей это ход. Камни могли оказаться не только из монастыря. Мало ли у У Чиня было врагов.
Эта мысль настороженным зверем засела в голове Сана, и он решил впредь не предпринимать рискованных мероприятий, ладить с законом, по возможности, осторожнее вести себя с другими, более заботиться о сохранности собственной души. «Силен тот, кто жив«— эту услышанную в среде даосов аксиому он принял основательно и до конца.
В большой комнате дома находилось пятеро братьев и двое незнакомцев.
— Вот два человека из столицы. Говорят, с деловым поручением, — показывая рукой на сидевших и одновременно кланяясь в знак уважения к прибывшим, сказал второй по старшинству брат.
У Сана сладостно затрепетало внутри, он блаженно поклонился гостям. Подал знак принести еще чаю. Приблизился.
Что желают уважаемые посетители от недалекого отпрыска отцовского корня, ждущие в такой поздний час и в злую темень?
Незнакомцы также поклонились и, с достоинством людей высокого положения, заговорили.
— У нас к вам, Мудрый Сан, отдельный разговор. Время темное, удобное. Но мы не хотели бы долго задерживаться.
Сан также с подобающим нарастающнм достоинством сел напротив. Чашка чая полезно скрывала внутреннее волнение от глаз приезжих.
Некоторое время посидев для приличия с чаем, отпив тяжесть аромата и поблагодарив хозяев за столь удивительную силу чудодейственного напитка, старший гость продолжил разговор:
— Нам очень важно поговорить именно с вами, почтенный Сан. Беседа личного характера. Пусть ваши достойные братья не обижаются на нас. Все, что вы сочтете нужным, вы им перескажете.
Сметливые братья не стали препираться и покорно оставили комнату. Дальше незнакомец не стал медлить.
— Об обстоятельствах, которые привели нас к вам, думаю, вы имеете некоторое представление.
— Возможно, если мы думаем об одном и том же.
— Представьте, что все так и есть, — загадочно отрапортовал гость. — Совсем недавно в горах погиб ваш идейный наставник, ваш кормчий У Чинь. Все, что он рассказывал по поводу американского агента, монаха, исходило от нас. Вернее, от лиц, приближенных к правительственным кругам и имеющих определенное влияние на некоторые стороны внутренней политики. И вот теперь, в связи с гибелью старшины и выбором вас первым в совете, решено продолжать контакт центра с вашей группой лично через вас. Только вы будете представлять свое общество в отношениях с нами. Только!
Кровь от неожиданного успеха хлынула в голову Сана. Он зажмурился. Перевел дух. Глубоко вздохнул. Теперь ему многое стало понятным в действиях покойного председателя. И его энергичность, и настойчивость в создании школ, и последующее решение в уничтожении агента. Теперь у основания социальной лестницы стоял он, Сан Мудрый.
