движения откинулся назад. Но не было заметно, чтобы этот удар нанес вред. Нога стукнулась как бы в плотный ящик. Противник вскочил, но не приближался. Обоим снова требовался отдых. Требовалось время на размышление, осмысливание. Только глаза не отводились в сторону, только мысль назойливо трепала внешность соперника, выискивала изъяны.
Это был уже измор. Дальнейшее продолжение схватки нервы оставляли интуиции, выносливости, воле. Земное не поддавалось исчислению, что-то свыше никому не приходило. Ни у того, ни у другого не имелось цели, ради чего стоило так зверски уставать и яриться друг на друга. В секунды высвобождались огромные запасы энергии.
…Только за свою жизнь?..
Но сейчас, когда руки и ноги дрожали от усталости, сковывало инициативу, об этом почему-то меньше всего думалось. Кому что надо? Рус не знал этого типа и не знал, что тому от него надо.
…Странно…
Оставалось стоять и ждать исхода боевого озарения. Прозрения. Сейчас Рус не смог бы ответить себе, выдержит ли он очередную атаку крага.
Тот безумел. Безумел от того, что не закончил поединок, исход которого не вызывал в нем иного решения. Зрачки начали выпукло вращаться. Пасть скалилась, и кривые, выщербленные зубы выставились наружу.
Дико взвыв, он взметнулся в яростном прыжке на монаха. Но Рус мгновенно исчез с этого места. Второй прыжок — пустота. Третий — ничего. Четвертый ураганом рассек воздух: Рус, как тень, исчезал привидением. Словно неземной, появлялся в стороне и, словно холодный чурбан, ждал продолжения. Еще несколько прыжков. Но стопы врага находили только землю при приземлении. Больше он уже не прыгал. Коротко передвигаясь, начал приближаться, подготавливающе вращая кистями рук. Рус решил сохранить дистанцию, не позволять противнику опасной близости. Тот ярился, торопился.
В конце концов Русу не нужна была смерть, незнакомца. Пусть гоняется. Вымотает его на маневрировании. Около двух минут тот преследовал короткими переступами. Наконец сплюнул тягучий желтой слюной и топнул бешено ногой. В глазах злоба, но более ничего поделать не мог. От этого багровел, пена выступала на губах.
От долгого напряжения и Рус почувствовал, как у него туман застилает сознание, теряется острота взгляда. «Неужели мои силы на исходе? — непонимающе вопросил себя. — Неужели слабость столь явна, что не позволяет проявить все то, что в тебе имеется? Не может быть, чтобы вот так скоро сдался. Где же моя истина? Моя цель? Моя доля? Почему непонимание сковывает жизненные силы? Бренное сознание не даст полной воли организму? Зачем тогда оно, если не может отстоять себя, свою память, свое будущее.»
Слепой тенью метнулся Рус к убийце. С остервенением загнанного гонял всю костно-мышечную массу врага по небольшой площадке у подножий гор. Опережал, заставлял ошибаться. Несколько ударов нашли корпус врага. Но там, словно мервая кожа носорога: продавливалось немного и больше ничего. Лицо, глаза врага было не достать.
Рус выбился из сил. Остановился.
Остановился и противник.
Энергии не оставалось. Трудно разобраться, что в глазах. Но упорство взгляда еще сохранялось. Сохранялась защитная стойка. Никто не хотел отступать. Но и никто не мог уже нападать с полной концентрацией. Минуты текли соленым потом по их разгоряченным, поцарапанным телам. Сползали слезы напряжения по щекам и губам. Перенапряжение выходило наружу. Даже чудовищной силы противник, бычий оборотень не мог спокойно стоять, колени дрожали, крючковатые пальцы мелко тряслись. Желваки ходуном ходили по искаженному лицу, мышцы на шее комками сводило в узлы, вызывая гримасы недовольства.
Да, сбитые в камни мышцы врага сдавали из-за своей тугой силы, не выдерживали длительного напряжения нервов.
Рус сознавал слабость врага и решил в последний раз броситься в атаку. Задавить имеющейся скоростью, пока у того продолжало еще периодически сводить мышцы. Но незнакомцу удалась тактика, примененная до этого монахом: он отступал, увертывался, сохраняя дистанцию боевой близости.
Рус понял это, остановился. Остановился и враг.
Монах смотрел на него, но сил в победном выкрике броситься вперед не было.
Убийца сделал шаг назад. Рус посмотрел на него, тоже сделал шаг назад. Неизвестный дополнительно отступил. Сделал шаг Рус. Тот — два шага. Так они медленно отходили друг от друга, пока не стали неразличимы их лица.
Сели.
Рус отрешенно смотрел на сидящего вдали врага и все не мог осмыслить: с какой целью тот возник на его пути? Что думал тот, он не знал. Неужели в жизни должно быть так, что-то происходить, чтобы потом всю жизнь теряться в догадках и сомнениях. Неужели жизнь, как и Вселенная, — загадка без ответов?
Рус медленно поднялся. Побрел другой дорогой.
Часть шестая
СИН И
(НАПРАВЛЕННАЯ ВОЛЯ)
Глава первая
И, торжествуя,
Буря била его
За непокорный нрав.
И бросить в бездну норовила:
Он — сын свободы,
Значит вpaг.
Мучительная настороженность последних суток не пропадала. Сквозь болезненную дремоту и безмолвие раннего утра отдаленно, скорее внутренне, Рус учуял подозрительное шелестение не то травы, не то листьев. Шорох, поднятый неизвестной сутью, был вроде ветерка, дующего над узкой полосой поляны и нигде больше.
Настойчивые сигналы самосохранения приказывали вскочить, упредить неладное. Но тяжесть свинцовой головы могла только позволить неторопливо раскрыть глаза и обвести близлежащую местность не совсем внимательным взглядом.
Рус не мог определить, сколько он прошел за последние дни. После встречи с неизвестным явно чувствовал холод упорных глаз на своей спине. Учащенное дыхание преследователей, которые плотной группой следовали за ним, не отставая и не приближаясь. Поэтому старался идти как можно больше, как можно дальше. Оторваться от преследователей за счет выносливости, легкости хода.
Грозно покачивающиеся деревья, враждебно оттопыреннный кустарник, валуны-исполины, словно шатуны, готовые каждую секунду свалиться на голову, не выходили из рамок своего обычного положения.
Тошнотно покруживалось в голове, как следствие последних утомительных дней. Но разум настойчиво подсказывал: не деревья, не ветер — источник подозрительного шороха. Насторожился.
Рус хорошо знал себя. Ошибиться не мог. Шумок неестественного происхождения.
