Глава вторая
Искривленное в бешенстве лицо Бормана не давало никаких поводов для шуток или оговорок. Все придавленно молчали: а он, брызжа озлобленно слюной, и матерщинно ругался, и старчески картавил, выплескивая из себя всю черную энергию, накопившуюся от последних трагических новостей.
— Хмыри зажравшиеся! Вонючая гадость третьего Рейха. Скорцени, ты из толкового диверсанта превратился в отвратительного пьяницу и пустого болтуна. Геббельс тоже был таким внешне эффектным, но внутренне гнилым. Неужели мы постоянно обречены на вечный проигрыш? — Борман в доблестной ярости вскинул кверху скрюченные пальцы. — Опять около сотни человек потеряно. Кто поставит на ноги тех, кто выжил после ваших авантюрных мероприятий? Что сделано? Ничего. Где ваши победные реляции, положительные итоги? Пива, шнапса выпито бочки.
Сказано на сотни страниц мелким шрифтом. Все многозначительно и ничего не понятно. Но… Мюллер, что вы так подленько втихаря ухмыляетесь. Не кривитесь. Не по вашу ли душу бегают журналистики по ущельям и высям Кордильер? А-а? Что вы на все смотрите иронично. Смерть уже не страшна? Пережили долгие спазмы. Висел бы над вами меч Гиммлера, справились бы с любой задачей. А так только людей губите впустую, в утешение своих непомерных амбиций. Бестолочи. Паразиты. Черви зловонные. Даже не знаю, какое слово для вас точнее. Все ничего.
Пустота. Наверное мы и есть настоящие сумеречные тени. Призраки. Если не способны разобраться с каким-то неизвестным одиночкой.
Нейтрализовать. Утилизировать. Самое простое, что в жизни делается и довольно дешево-убить. Кто только и как только в истории не убирал своих противников. Тысячи способов. Банальных, как тысяча и одна ночь.
Смех и только. Профессионалы. Да вы тени, призраки. Все ваше в далеком прошлом. В древнем средневековье. Скелеты высушенные в современном одеянии. Зубы только нечищенные торчат: гнилые, но еще опасные.
Зарыться надо. Закрыться. И тихо, тихо ожидать скончания своих дней.
Вот все, что вы можете. И не смотрите на меня так. Ваше дурное мнение давно уже ничего не стоит. Вы преступники: а потому неудачники. И ваше слово, как слово ассенизатора: только для очень узкого круга.
Ступайте, тени забытого прошлого. Ваше время ушло. Мне жаль всех вас, так же, как и себя.
Мюллер, Скорцени, еще двое высокомерных в погонах группенфюреров, трое в запыленных погонах штандартенфюреров, стараясь не раздражать старого босса, тихо убрались из холла. Спустились вниз в большой зал к камину. Кряхтя, охая и отплевываясь, тяжело расселись. Здесь уже сидели еще двое, помоложе, но с надменными лицами стопроцентных арийцев, при погонах, при генеральских.
— Во многом все же прав Борман, хоть и брюзжит, как висельник. В чем-то мы недостаточно упорны, не настойчивы. — Мюллер тоже жалко крутил головой и чмокал дряблыми губами.
— Отто, почему у нас ничего не получилось?
Скорцени долго сидел, не обращая ни на кого внимания. Хлебнул пива, посмотрел на всех. Усмехнулся своей несвежей, но все еще авторитетной улыбкой. Медленно заговорил:
— Наверное, шпионская наука ушла очень далеко вперед, а мы по-прежнему считаем, что наши окопы на передовой — это и есть наше лидерство по сравнению с другими странами и организациями. Мы имеем дело с профессионалами самого высокого класса, имеющими самую современную методику обучения и технику. Времена изменились очень круто: сейчас надо действовать мгновенно, без сантиментов, не озираясь ни на какие законы.
— Так ведь били уже из всех стволов. Хорошо, что о погоне к побережью не докладывали боссу. Иначе он слег бы в больничную постель.
А нас бы выпотрошил, как кур и выгнал бы на улицу, на помойку.
— Они все время опережают. Почему вы не взяли с собой наши старые винтовки. Все киношными автоматиками забавляетесь. Не по назначению оружие применяем.
— А почему вы меня об этом спрашиваете, Отто? Это я хотел услышать от вас.
— Планировали в особняке задавить массой огня. Гранат притащили несколько ящиков. Огнеметы. А они возьми и на машине. И еще на какой.
Бронированной. Что ей эти легкие автоматики. Зато они отстреливались из винтовок такой убойной силы, что наши автомобили разрывало на ходу.
Разве это война, когда у противника лучшее оружие. Вертолеты, и те. Да что говорить? — Скорцени еле поднял руку, чтобы отмахнуться. — Борману надо докладывать о совсем маленьких наших потерях. В основном гибнут мулаты, метисы. Боевики плантаторов. Пусть хоть этим успокоится.
— А почему ты мне сразу этого не посоветовал? — уже расслабленней мямлил Мюллер.
— Забылось как-то.
— Шварцкопф, а вы что? У вас тоже с памятью туго?
Старейший из генералов, сидевших в форме, ненавязчиво и спокойно отреагировал.
— Брюнер все нити операции держал в руках. Никому не доверяет.
— Да, а где он сейчас? — растерянно спросил Мюллер, крутя головой и всматриваясь в темные углы зала.
— На лайнере. Курсом на Кейптаун.
— А почему я об этом не знаю?
— Все произошло очень быстро. После погони группен-фюрер сразу же поспешил на корабль.
— И бросил людей умирать, — язвительно выдавил Мюллер.
— Нет. Подъехала полиция, медицинская помощь. Тем более, что и там монахи умудрились быстро исчезнуть в неизвестном направлении. Позже обнаружили место, где предположительно могли находиться вертолеты. Но, что они и куда? Наверное уже не узнаем.
— Вы не узнаете. А Динстон узнает. У них служба информации поразительная.
— Они легалы. Им легче.
— Легче, — согласился Мюллер. — А на корабль чего полез, старина Брюнер.
— Отслеживает раненого монаха.
— Как? — оживился эксгестаповец, — неужели одного ранили?
— Да, — приятно радовал седой группенфюрер. — Возле приюта. Думали русского пришибить: на этого наскочили. Набрали охотников подраться, своих несколько. Совсем недалеко от приюта зачем-то сцепились с каким-то дурачком китайцем. Завязалась большая драка. Тот своей метлой немало погубил парней. Ну, в его и всадил несколько пуль наш штурмбанфюрер Ганс. Но неожиданно выскочил откуда-то этот русский и буквально всех оставшихся изрешетил из автомата. В живых остались те, кто не смог сразу подняться от жестких ударов китайца. Русский успел увезти раненого в неизвестном направлении. Но утром узнали и про билеты, и про корабль. Американец помог, как всегда. Сам русский сумел остаться где-то за кадром. А так, в принципе, остальные под контролем.
Брюнер по рации будет докладывать обстановку на пароходе. Как только выйдут на русского, будут стрелять. — Из всех стволов, — не смог сдержаться в иронии Мюллер.
— Обязательно из всех, — невозмутимо реагировал говорящий. — И из гранат тоже. Ребята запаслись серьезно.
— Дай вам бог попасть, господа. Скорцени, а вы что?
Скорцени мужественно сопротивлялся стакану с вином, чтобы его не выпить раньше, чем подаст сигнал Мюллер. Но глаза жадно скользили по винной мути. Он ощущал предательскую слабость в теле, и все творимое вокруг с каждым часом его менее интересовало. Но законы загнанного братства вынуждали артачиться и светить своим немеркнущим духом.
— Стрелять! Из всех стволов! Взорвать всех их к чертовой матери.
Мы всегда так поступали. И будет очень нехорошо, если мы так не поступим вновь.
— Из всех стволов, — уже смеясь иронизировал с товарищем по партии Мюллер.
— Конечно, — опасливо озираясь вокруг, простонал Отто.
— Господа, а почему мы не пьем? В этом тухлом мире ничего так дорого не стоит, как постоянная и
