коллектив, в котором Пугачева некогда работала. И, наконец, в-третьих – текст песни конкретно указывал на адресата: мол, жила-была безвестная, не отмеченная красотой девчонка, которая «все пела и пела – и надо ж такому случиться!.. – стала известной певицей». Известной настолько, что «в каждой толпе ее вмиг узнавали». И не только в толпе, «на планете на целой». Если еще учесть, что девчонка эта была рыжей, то все сомнения в том, кто именно имеется в виду, расеиваются.
Март
Пока Пугачева находилась с гастролями в Эстонии, свет увидела самая обширная за все эти эти годы статья об Алле Пугачевой под названием «Алла Пугачева… Какова она сегодня». Она была опубликована в одном из самых престижных в кругах интеллигенции издании – журнале «Театр» – и принадлежала перу критика Ирины Василининой, которая чуть позже выпустит буклет, посвященный той же героине. По тем временам этот материал (а он был назван «полемическими заметками») проходил по разряду сенсационных.
Начиналась статья с краткого перечня некоторых мнений о певице, принадлежавших людям разных профессий: от актеров до докторов наук. Например, один из старейших актеров МХАТа так отзывался о Пугачевой: «Неужели она может так уж нравиться? Боже, сколько надрыва, крика, дешевки! Не понимаю…» Ему вторил другой опрашиваемый: «Алла Пугачева, конечно, талант, конечно… Но все-таки уж очень она, не знаю даже, как сказать помягче, вульгарна. Вкуса ей не хватает, а скорее всего, режиссера…»
А вот высказывания из противоположного лагеря. Известный драматург восторженно восклицает: «Был вчера на ее концерте. Замечательно, грандиозно, пленительно! Что делает с залом – уму непостижимо!»
Сама автор статьи вспоминает о своих впечатлениях, полученных на концерте Пугачевой, следующим образом: «Помню ее вечер в Доме литераторов. Вышла, вернее, выбежала, на сцену бравурно, весело, сверкают глаза, улыбка, развеваются волосы, платье, руки с привычной легкостью держат микрофон, поправляют шнур от него, играют с копной кудрей… Гремит музыка… Но это антре наталкивается на вежливое молчание зала. Она поет песню за песней – в ответ жидкие хлопки, холодноватое выжидание. Контакт явно не налаживается. Положение трудное для любого исполнителя. Тогда Пугачева, как всегда активная и откровенная в своих взаимоотношениях с публикой, подходит к рампе: «Ну и трудно мне, – говорит она. – Глаза у вас как лед. Но я должна вас победить, и я добьюсь этого. Вот увидите». Она победила. Полностью. Безоговорочно. Ее не отпускали со сцены, гром аплодисментов сотрясал зал. Она пела, уходила за кулисы, снова возвращалась. Концерт продолжался, и казалось, не будет ему конца…»
Далее автор кратко пересказывает читателю вехи биографии певицы. Дойдя до конца 70-х, констатирует: «Стоит заметить, что к моменту ее броского появления на сценических подмостках наша лирическая песня начала переживать некий кризис. Дело не в том, что перевелись талантливые композиторы и вокалисты, но уж очень они стали похожи друг на друга. Душевная доверительность стала основной интерпретацией лирической песни. Миленькие певцы, миленько одетые, распевали миленькие песенки, с душевной кротостью прославляя радостный май, соловьиную рощу, доверчиво сообщали о нежных весенних мечтах и розовых снах, с задушевной ностальгией распевали о милых встречах, с покорной лаской благодарили хороших людей за то, что они живут на свете. Жизнь в подобной лирической песне словно бы заволакивалась дымкой счастливой сентиментальной слезинки благости. Инфантильная умилительность стала разливаться в песенном воздухе эстрады.
Пугачева принесла с собой на эстраду буйство чувств, красок, буквально бешеный темперамент и активность, подчеркнутую раскрепощенность поведения на сцене. Ведь как ни странно, статичность позы тоже начала становиться уделом эстрадного вокалиста, который все реже начинал позволять себе свободно распоряжаться всем пространством сцены. Пугачева же ломала и крушила спокойно-уравновешенный стиль эстрадного исполнительства…»
Не обошлось в этой большой статье и без критики. Так, например, автор пишет: «Алла Пугачева с присущей ей смелостью и изрядной долей самоуверенности стремится держаться на сцене вольно, раскрепощенно, независимо. И… проигрывает. Так, исполняя одну из песен, она решилась танцевать. И стало как-то неловко смотреть на нее, настолько ее движения были беспомощно-непрофессиональны. Конечно же, ни в коем случае ей не стоит отказываться от собственных творческих замыслов, от все более точного и определенного выявления своего художественного облика и кредо. Но что в этом ей сегодня просто необходимы режиссерская помощь, профессиональная оснащенность и вкус, сомневаться не приходится. К сожалению, есть ли в эстраде те постановщики и педагоги, которые могут прийти ей на помощь, – вопрос открытый.
В непринужденных разговорах с публикой Пугачева нередко, что называется, хватает через край… Наверно, совершенно не обязательно столь запанибратски вести Пугачевой беседы с залом. Дело не в том, что актер эстрады не имеет права идти на непосредственный контакт со зрителем. Важны чувство меры и органичность. В данном случае Алла Пугачева, что называется, переступает черту дозволенности и начинает выглядеть оттого не лучшим образом. Это тем более странно, что сама она прекрасно знает, сколь одиозно ее имя, как плотно окружила его (слова из одной ее песни) «молва с кривотолками»…»
Заканчивалась статья на не самой благостной ноте: «Она – на гребне популярности. Вокруг ее имени бушуют споры, сталкиваются мнения, вкусы, разгораются страсти, оно рождает симпатии и антипатии. Хорошо это или плохо? Я бы сказала – опасно. Для актрисы, если она не сумеет прислушаться к ним, разобраться в них. Для ее будущего. Чрезвычайная степень популярности безусловно дала Пугачевой уверенность и независимость. Однако в том, что ее творчество носит столь конфликтный, а подчас и скандальный характер, все-таки признак того, что актриса нет-нет да и переступает пределы подлинного искусства. Конечно, трудно отказаться быть центральной фигурой в новогодней цирковой программе. Но не стоит ли подумать о том, что фонтаны, облака, трапеции – весь оглушительно сверкающий антураж арены лишь мешает лирической героине Пугачевой, мешает тому внутреннему контакту между ней и зрителем, к которому всегда так настойчиво и активно стремится актриса. Популярность делает Пугачеву самонадеянной и не слишком требовательной к себе – вот что грустно. Для выявления собственной индивидуальности нужны не только определенная смелость и сила, но и отказ от всего чуждого, неорганичного, лишнего, каким бы соблазнительным ни казалось все это со стороны. Надо научиться различать, что твое, а что нет. Кем станет завтра лирическая героиня Пугачевой? Эстрадной дивой, подавляющей своей бравадой, или той женщиной, мир души которой находит эмоциональный отклик у современников? Как говорится, будущее покажет…»
8 марта в другом издании – газете «Труд» – появилась еще одна публикация об Алле Пугачевой. Правда, по размерам она была не чета материалу в «Театре» (всего лишь пять коротких абзацев), но принадлежала перу известного человека – композитора Владимира Шаинского. Как мы помним, еще на заре своего творчества Пугачева тесно контактировала с ним в профессиональном плане, исполняя ряд его песен. Теперь это содружество почти исчерпало себя. О чем Шаинский горько сетует: «Она всегда предлагает мне показывать ей все новые песни. Внимательно слушает и очень редко выбирает свою песню. Чаще объявляет без экивоков, прямо: «Песня не моя». Не скрою, это часто злит меня. Что это: капризы избалованной певицы? Нет, высокая взыскательность, четкое представление о своих возможностях…» (Последней песней Шаинского в репертуаре Пугачевой значилась «Цыганский хор».)
Кстати, на тот период уже исчерпало себя и тесное сотрудничество Пугачевой с другим композитором – Раймондом Паулсом. И хотя впереди их еще ждут несколько совместных песен, однако былой теплоты в отношениях между ними уже нет. О том, почему это произошло, уже тогда ходило множество слухов. Согласно одному из них, камнем преткновения стала финансовая сторона вопроса. Дескать, в треугольнике композитор – поэт – исполнитель Пугачева получала меньше всех, оттого и дистанцировалась от Паулса. Сам композитор вспоминает об этом следующим образом: «Наши застолья у Пугачевой иногда заканчивались не очень приятно. В том числе и для меня. Всякое бывало там. И очки мне разбивали, и словами всякими обзывали. Кто? Пугачева – кто же еще? Когда Алла Борисовна выпивала больше нормы, то начинала творить такое, что мало не казалось. Черт знает что выписывала. Правда, со мною не дралась. Я был на особом положении и только наблюдал за всем происходящим. Обзывать – да, обзывала. Алла никогда за словом в карман не лезла, могла брякнуть все, что в голову приходило. Во всяком случае, я не решусь повторить ее сочные тирады…»
Гастроли Пугачевой в Эстонии продлились до 10 марта (на 12 концертах побывало порядка 50 тысяч зрителей), после чего она вернулась в Москву. Здесь она узнала, что мытарства сценария
