образ лирической героини, которой мы так дорожим…»
Между тем Алла Пугачева продолжает колесить по стране со своей программой «Пришла и говорю». Она побывала в Донецке, Владивостоке, и везде ее встречали как триумфатора. Билеты на ее концерты вновь невозможно было достать. Вот что по этому случаю вспоминает О. Непомнящий: «Попасть на представления Пугачевой было невозможно, в кассы тянулись многочасовые очереди, с перекличками по ночам. Дело доходило до абсурда. В Донецке у Аллы были родственники, которые, естественно, хотели попасть на ее концерт, и она попросила меня сделать четыре места. Билеты для самой Пугачевой я выкупал с громким скандалом, поскольку в служебном помещении касс я застал вторую очередь, состоящую сплошь из кураторов по культуре, партруководителей и привилегированных чинов КГБ. Эти люди, впервые в жизни вынужденные стоять за чем бы то ни было в очереди, не могли спокойно пережить такое унижение. А тут еще я с пафосом попросил их перейти на общих основаниях в кассовый зал. Они дружным хором грозили мне всевозможными неприятностями, но для того, чтобы их устроить, нужно было все бросить и уйти, а на такую жертву они были не способны…
Алла вольным ветром неслась по стране, переворачивая вверх дном застоявшуюся жизнь провинциальных городов. Людские волны выплескивались на улицы после концертов, унося с собой бесконечную игру отражений ее песен и образов. Не имело большого значения, проклинали ее или боготворили в толпе; никто не уходил равнодушным. Знаю, что порой возникало желание спастись от нее бегством, но не было человека, способного уйти посреди концерта или в антракте, как нет людей, способных отвести взгляд от северного сияния или степного смерча. Рыжая ведьма с магическим кристаллом в нежных руках, наделенная способностью слышать беззвучное и видеть невидимое, в сопровождении свиты достигла Дальнего Востока…»
Во Владивостоке с Пугачевой приключилась почти мистическая история. Едва она приехала в город и поселилась в гостинице, сразу предупредила своих сопровождающих: мол, завтра будет цунами. Те только усмехнулись, поскольку относили себя к числу материалистов. Каково же было их удивление, когда утром следующего дня владивостокское радио передало, что в Японском море случилось землятресение и в городе было объявлено штормовое предупреждение. Пугачева торжествовала: «Что я говорила!..» Однако дальше случилось и вовсе необъяснимое. Городские власти стали уговаривать высокую гостью принять участие в торжественном возложении венков к Вечному огню в центре города. Пугачева, у которой родители тоже были фронтовиками, не имела ничего против этого мероприятия, но стала отказываться, мотивируя это тем, что ее присутствие может привести к каким-нибудь нежелательным эксцессам. Кроме этого, она знала, что по случаю ее приезда на площади обязательно соберется полгорода, а этого она терпеть не могла. Однако городские власти были слишком настойчивы. Короче, она согласилась. О чем вскоре сама же и пожалела.
Площадь действительно оказалась запружена народом, который специально собрался посмотреть, как Алла Пугачева будет возлагать венок. Но едва певица в сопровождении высших чинов города приблизилась к Вечному огню и склонилась над ним, чтобы положить цветы, как огонь внезапно… погас. Как вспоминает все тот же О. Непомнящий: «Повисла напряженная тишина. Газ продолжал с легким шипением выходить из трубы, один из караульных ожил и нервно начал чиркать спичками. Кто-то из наших музыкантов поднес зажигалку, и мы еле успели отпрянуть от высокого столба пламени.
– Ну вот, я же говорила. Не надо было… Я же не хотела, – бормотала Пугачева сердито.
Если бы все это происходило в Средние века, ее непременно сожгли бы на костре. На собственном опыте знаю, как она умеет, ни слова не говоря, излучать энергию, которая просто парализует волю…»
Что было дальше, описывает другой очевидец – Александр Кальянов: «После возложения венков, вечером, был концерт в цирке. На первой же песне отрубилось все электричество. Алла, конечно, не растерялась, взяла свечу в руки и пять минут пела одним голосом в гробовой тишине… После концерта я зашел в гримерную, мы абсолютно молча собрали все цветы и поехали на могилу погибших моряков. Огонь снова стал «вечным», пылал. Вокруг ни души: тихо, покойно. Мы положили цветы и вернулись в гостиницу…»
21 августа (Пугачева в те дни отдыхала в Юрмале – с 16-го по 24-е) начался подготовительный период съемок фильма «Алла». Генеральная смета картины составила приличную сумму – 410 тысяч рублей (забегая вперед, отмечу, что из этой суммы будет потрачено 388 тысяч 300 рублей).
И еще одно событие случилось в том августе 84-го: поэт Илья Резник, его жена Мунира и их сын Максим переехали из Ленинграда в Москву. Благодаря стараниям Пугачевой им в ближайшем будущем была обещана отдельная квартира в столице, а пока они поселились в квартире Пугачевой на улице Горького. (Благо площадь этих хором позволяла проживать там сразу шести человекам: хозяйке, ее супругу Евгению Болдину, домработнице Люсе Дородновой и семье Резников.)
Отдохнув в Юрмале, Пугачева 25 августа отправилась на гастроли в Скандинавию (Швеция, Норвегия, Дания). Там она пробудет до 3 сентября.
9 сентября после долгого перерыва Алла Пугачева объявилась в популярной телевизионной передаче «Утренняя почта», которую по воскресеньям (в 11.45) в обязательном порядке смотрела чуть ли не вся страна. Компанию ей в том выпуске составили Ксения Георгиади, Катя Семенова, Михаил Муромов, ансамбль «Мелодия».
12 сентября на «Мосфильме» начались съемки фильма «Пришла и говорю». Работа велась на натуре – снимали проезды и проходы Пугачевой по улицам Москвы. В течение почти двух недель сняли эпизоды в аэропорту, в салоне самолета, на городской площади, проезд Пугачевой на старинном автомобиле. Затем Пугачева на некоторое время покинула съемочную площадку этого фильма и переместилась в другую картину – «Сезон чудес», которая снималась в городе Черкассы. На календаре было воскресенье, 23 сентября.
В Черкассы Пугачева прилетела во второй половине дня. Жить устроилась в гостинице «Октябрьская». Из Ленинграда туда же приехал и Михаил Боярский, которого Хилькевич так же, как и Пугачеву, сумел заманить к себе в картину всего лишь на несколько эпизодов: ему предстояло спеть песню Юрия Чернавского. Вместе с Пугачевой на съемки приехали и несколько ее друзей, среди которых оказался и хорошо известный в музыкальной тусовке критик Артемий Троицкий, с которым Пугачева подружилась не так давно.
Съемки начались в понедельник. В тот день снимали песню «Робинзон» в исполнении Пугачевой. На съемочную площадку звезда номер один явилась в незабываемом прикиде: на ней были красные «лосины», белые сапожки, красный шарф, белая майка с собственным изображением, привезенная из Швеции, серый пиджак. Подыгрывать Пугачевой должен был ее собственный кордебалет под руководством Бориса Моисеева. Однако то ли по причине неважного настроения, то ли из-за усталости танцоры и танцовщицы работали как-то вяло, без огонька. Глядя на то, как они буквально пытаются вымучить из себя подобие танца, Пугачева в итоге не выдержала. Крикнув «Смотрите, как надо!», она выскочила на середину площадки и пустилась в такой лихой пляс, что у всех присутствующих аж дух захватило. Естественно, после этого лениться больше уже никто не хотел.
Вспоминает А. Троицкий: «Мы поехали обедать. Недалеко. Уставшие и голодные, все сидят молча. Директор ансамбля Евгений Болдин скаламбурил: «Обед молчания!» Тут начинает выступать растроганный кинорежиссер Хилькевич: «Я давний поклонник. Я сам бы побежал за автографом. Я слышал о вас столько ужасов. Что с вами невозможно работать. Что вы грубы. Резки и обидчивы. Все ложь, обман. Вы покладисты и восхитительны». Прожевав котлету, Пугачева пробурчала: «Никому не говорите об этом. Пусть боятся!»
А вот какие воспоминания о тех днях остались у самого Г. Юнгвальд-Хилькевича:
«Работала Алла Борисовна очень хорошо, и на том спасибо. Внимательно. Ей было интересно увидеть, как работает профессионал в кино. В это время начиналась ее вторая картина, где она попыталась сделать «нарезку» в песнях. Она смотрела, как работают другие, и что-то для себя решала. Была безукоризненно податлива, ни против чего не возражала. Наоборот, добавляла к моим предложениям что-то свое, всегда попадая, как говорится, в струю… На съемках была организованна, собранна, очень точно выполняла задачу. У меня осталось очень приятное впечатление от работы с ней…
Была пара эксцессов по поводу выпивки. Ну а кто из нас не напивался? Я, что ли, не напивался? Она в то время выпивала – так же, как абсолютное большинство людей, живущих при советской власти…»
