вновь приглашен для выступления во Дворец спорта. Это приносит ему не только моральное удовлетворение от такого количества влюбленных в его творчество зрителей, но и материальную выгоду — ставка за один концерт у Высоцкого достигает теперь 300 рублей. За все время своих концертных выступлений он еще не зарабатывал таких денег.
География концертных выступлений Владимира Высоцкого в тот год пролегла через города Подольск, Северодонецк (12 выступлений во Дворце спорта за 4 дня), Череповец, Запорожье (13 выступлений во Дворце спорта за 4 дня), Харьков, Киев, Берлин, Ставрополь, Грозный.
В январе В. Высоцкий выступал в Сумской области, в городе Шостка, и эта поездка едва не стала для него роковой. Об этом случае рассказывает В. Гольдман: «В Шостке мы чуть не разбились. Работали в Сумах, а потом — в Шостке. Ехали пообедать — в машине был еще Иван Бортник. Прекрасная дорога, но шофер — пижон! — ведет одной рукой. Абсолютно ровный асфальт, и вдруг у водителя вышибает руль! Нас понесло… Я кричу: «Ложись!» На наше счастье, параллельно дороге шли трамвайные рельсы — они немного погасили скорость. Меня подбрасывает вверх, и я головой немного продавил крышу, а локтем падаю на Бортника! Иван вышибает дверцу, а Володе — ничего! И мы остановились в пяти сантиметрах от бетонного столба! Машина совершенно целая, кроме вмятины в крыше…
У меня — сотрясение мозга, я плохо соображаю… Они меня быстренько — в машину и везут в больницу…»
25 января, в день своего рождения, В. Высоцкий давал очередной концерт в Ворошиловграде. Об этих гастролях вспоминает все тот же В. Гольдман: «25 января обком партии попросил сделать выступление в Ворошиловграде в Доме культуры Чкалова. В ДК Чкалова Володе подарили громадный шоколадный торт — килограммов на восемнадцать! — и потрясающие гвоздики! А перед этим, в Северодонецке, во Дворце спорта на табло загорелась надпись: «Поздравляем любимого Володю с днем рождения!» Володю это очень тронуло, просто до слез. В Москву мы прилетели 26 января утром, поехали к нему домой, завезли этот торт и цветы…»
В отличие от бурной и плодотворной гастрольной деятельности, поэтическое вдохновение Владимира Высоцкого в том году опускается чуть ли не до нулевой отметки: за последние 15 лет он не писал еще такого минимального количества поэтических текстов — 21. Его близкие друзья, в частности В. Туманов, горько сетуют Высоцкому: «Опомнись, Володя, что с тобой происходит? Ты ведь стал хуже писать, чем раньше. Возьми себя в руки!»
Высоцкий, конечно, все это видел и понимал, но главным для себя считал все же не это. Главным для него по-прежнему оставался тот нравственный выбор, который он сделал еще в самом начале своего поэтического творчества, а именно искренность помыслов и честность перед своими слушателями. Не случайно в том поэтически неродящем году из-под его пера рождаются строчки:
Порой казалось, все то, что тогда окружало Высоцкого, было ему в тягость. В том числе и театр, стены которого когда-то пригрели его, неприкаянного и безработного, и стали на долгие годы чуть ли не родным домом. Теперь эти стены стали подобием тюремных стен, а кое-кто из коллег по театру превратился в надсмотрщиков. Вадим Туманов, касаясь того периода в жизни Высоцкого, вспоминал: «В 1978 году, помню, он вернулся из театра поздно ночью после просмотра фильмов. Растолкал меня ото сна: «Представляешь картину? Актеры видят себя на экране, радостно узнают друг друга. Появляюсь я — гробовое молчание. Ну что я им сделал? Луну у них украл? Или «Мерседес» отнял?»
Об этом же находим строки и у В. Смехова:
«Крепко держится в памяти: сбор труппы, Володя стоит особняком. Актриса публично обвиняет его в том, что он не здоровается с ней. Актрисе многие кивают, но при этом не выглядят обиженными, они — сила. Они обличают зарвавшегося кумира. Когда в глазах нескрываемая злость — попробуй поздоровайся. А у кумира в те же дни — походы к начальству, обивание порогов и прошения, и залпы отрицательных эмоций: запрет сниматься на «Мосфильме», запрет пластинки, обман в журнале, и окончательно снята уже напечатанная афиша его вечера по линии филармонии.
…Какая бессильная ярость, какая тоска в глазах у Высоцкого — не забыть, что с ним было, когда очередные подлецы прокалывали колеса его машины на стоянке возле театра… А однажды, после тяжкой усталости, выйдя к машине в день перелета и в вечер «Гамлета» с охапкой красивых цветов от благодарных зрителей, поэт был застигнут врасплох тем, как грубо перечеркнули благодарность бесноватые дряни: все четыре колеса жалко посадили машину на землю. И машину, и опечаленного «хозяина своей воли»… Его разочарование, помноженное на болезнь, приводило на край самых горьких обобщений… Как же все похоже у больших поэтов… Растратить весь вулкан души, весь гений на добро и счастье любезных сердцу соотечественников — и не мочь поверить в единичность случаев подлости… Какая обостренная отзывчивость, какая потерянность от рядового хамства ничтожного плебея».
Уж не главный ли режиссер Театра на Таганке Юрий Любимов скрывается под этим — «крупный мастер верховой езды»? А «седло» и «уздечка» — это то, что всегда мешало Высоцкому в его работе в театре, — сверхдисциплина Любимова, его раздражение по поводу строптивости Высоцкого, его неприятие творческой самостоятельности артиста.
Высоцкий проработал в Театре на Таганке 14 лет, стал ведущим артистом театра, который принес ему заслуженную славу, — но так и не удостоился никакого звания. Несколько лет назад он мог быть удостоен звания «Заслуженный артист РСФСР», но высокое начальство так и не довело дело до счастливого конца. В тот год три артиста Таганки претендовали на это звание: Высоцкий, Золотухин, Шаповалов. В горкоме партии кандидатуры Высоцкого и Золотухина (он «провинился» на одном из спектаклей) «задвинули» под сукно, и звание заслуженного получил Виталий Шаповалов, который в свое время очень понравился Гришину игрой в спектакле «А зори здесь тихие…»
И все же, пройдя в жизни через столько унижений и проявлений человеческой подлости, душа Владимира Высоцкого так и не смогла зачерстветь, покрыться коростой равнодушия и злобы. В. Абдулов о своем друге так и сказал: «Высоцкий был нежным». Многие коллеги Высоцкого по театру этого не видели, глаза их застилала обыкновенная зависть к таланту, непонимание того, кто живет и работает рядом с ними. И. Дыховичный вспоминал: «За его спиной всегда что-то шептали, что-то говорили, сводили-разводили, влезали в его жизнь, — это его ужасно злило. Хотя ведь в театре всегда так. А он старался держать небольшую дистанцию и держал ее иногда довольно резко.
Его любили в театре. Были люди, которые относились к нему равнодушно. Этих людей волновало, раздражало его имя. Они сами себе льстили, думая, что имя Высоцкого построено не на том, что он — хороший актер. Но еще раз повторяю: те люди, которые о нем в основном сейчас пишут, никогда не были с Володей в близких отношениях. Они были с ним «ни в каких отношениях».
Подобная ситуация, сложившаяся вокруг Высоцкого в стенах родного некогда театра, разрушительно действовала на его и без того расстроенную психику. Фотожурналист В. Плотников, вспоминая об этом, отмечал: «Последние годы Высоцкий становился все круче и неуправляемее. Часто бывал раздражительным,
