съемки картины начинаются не в самый благоприятный момент в жизни Высоцкого. С. Говорухин вспоминает: «10 мая 1978 года — первый день съемок «Место встречи изменить нельзя». И день рождения Марины Влади. Мы в Одессе, на даче нашего друга. И вот — неожиданность. Марина уводит меня в другую комнату, запирает дверь, со слезами просит: «Отпусти Володю, снимай другого артиста». И Володя: «Пойми, мне так мало осталось, я не могу тратить год жизни на эту роль».
Теперь мы знаем, что тот год жизни Владимира Высоцкого, когда он играл бесстрашного Глеба Жеглова, был потрачен не впустую. Тогда же, в начале съемок, Высоцкий предчувствовал свой близкий конец и, как показала жизнь, почти не ошибся в своих прогнозах. Какая разительная перемена произошла с Высоцким за последние пять лет! В 1973 году он писал:
В 1978 году в его стихах звучит обреченность перед мыслью о смерти:
Тяжелая болезнь, исподволь сжирающая его тело, не дает ему шансов на успех. Еще в 1975 году он горько констатировал:
Однажды, когда Юрий Любимов посетовал на Высоцкого за то, что тот опять в ущерб работе в театре уезжает за границу, Высоцкий не сдержался и почти прокричал: «Юрий Петрович, я же весь гнилой. Какой театр? Дайте мне посмотреть хоть что-нибудь, увидеть других людей, другие страны — я могу не успеть!»
В тот год на острове Сицилия, в городе Таормина, проходил Международный кинофестиваль, в котором наша страна участвовала впервые. Мы выставили на фестивальный экран фильм И. Хейфица «Плохой хороший человек» с Владимиром Высоцким и Олегом Далем в главных ролях. И кто бы мог подумать, что в конце работы фестиваля, во время торжественного оглашения победителей, приз за лучшее исполнение мужской роли получит Владимир Высоцкий. Присутствовавший на фестивале И. Хейфиц по возвращении в Москву несколько раз звонил домой Высоцкому, чтобы обрадовать его этой приятной новостью, но того каждый раз не оказывалось на месте. Печально, если учитывать то, что в последние годы жизни Владимира Высоцкого любая приятная весть для него была как глоток свежего воздуха. Друзья знали это и по мере своих сил и возможностей старались сделать ему приятное. Например, администратор Театра на Таганке Валерий Янклович в январе 1978 года через своих знакомых сделал расшифровку песен Высоцкого и получившийся двухтомник этих песен подарил Высоцкому к его 40-летию. Такому неожиданному подарку Высоцкий был по-настоящему, искренне рад.
В начале лета Высоцкий в очередной раз улетает в Париж. К этому времени чудотворное влияние заговора тибетского гуру успело иссякнуть, и Высоцкий с Михаилом Шемякиным вновь вступают на свою привычную стезю. В воспоминаниях Шемякина этому уделено значительное место: «Обычно я с ним не пил. Но тогда Марина выгнала нас совершенно безобразно… Она звонит: «Володя уже «поехал»… Я приезжаю туда — у них была крохотная квартирка… Володя сидит в дурацкой французской кепке с большим помпоном, — почему-то он любил эти кепки… А я-то его знаю как облупленного — вижу, что человек «уходит», но взгляд еще лукавый… А Марина — злая ходит, хлопает дверью: «Вот, полюбуйся!» И она понимает, что Володю остановить невозможно. Пошла в ванную… Володя — раз! — и на кухню, я бежать за ним! Хотя знаю, что вина в доме не должно быть. Но Володя хватает какую-то пластиковую бутылку (у французов в пластике — самое дешевое красное вино), берет эту бутылку и большой глоток оттуда — ах! И я смотрю, с ним что-то происходит — Володя весь сначала красный, потом — белый! Сначала красный, потом — белый… Что такое?! А Володя выбегает из кухни и на диван — раз! — как школьник. Но рожа красная, глаза выпученные.
Тут Марина выходит из ванной: «Что с тобой?» — она как мама… Я тоже спрашиваю: «Что с тобой?» — молчит. Я побежал на кухню, посмотрел на бутылку — оказывается, он уксуса долбанул! Он перепутал — есть такой винный уксус, из красного вина — и тоже в пластиковых бутылках. Через несколько минут и Марина увидела эту бутылку, все поняла… С ней уже истерика… «Забирай его! Забирай его чемодан, и чтобы я вас больше не видела!» А Володя по заказам всегда набирал всякого барахла — и Марина вслед ему бросает два громадных чемодана!..
Так вот, я беру эти тяжелые чемоданы, — а Володя уже пропал. Выхожу на улицу — ночь, пусто… Потом из-за угла появляется эта фирменная кепочка с помпоном! Забросили мы эти чемоданы в камеру хранения на вокзале, и Володя говорит: «Я гулять хочу!» И удерживать его бесполезно… Поехали к Татляну… Татлян нас увидел… «Давайте, ребята, потихоньку, а то мне полицию придется вызывать». Мы зашли в какой-то бар, Володя выпивает… Я ему-то даю, а сам держусь. Он говорит: «Миша, ну сколько мы с тобой друзья — и ни разу не были в загуле. Ну, выпей маленькую стопочку! Выпей, выпей…» Взял я эту стопочку водки — и заглотнул. Но я тоже как акула — почувствовал запах крови — уже не остановишь.
Вот тогда и началась эта наша заваруха с «черным пистолетом». Деньги у нас были, и была, как говорил Володя, «раздача денежных знаков населению». Но я должен сказать, что в «Распутине» цыгане гениально себя вели. И Володя начал бросать деньги — по 500 франков! — он тогда собирал на машину… И Валя Дмитриевич все это собирала — и к себе за пазуху. Пришел Алеша, запустил туда руку, вытащил всю эту смятую пачку — и отдал Володе: «Никогда нам не давай». И запел. У цыган это высшее уважение — нормальный цыган считает, что ты должен давать, а он должен брать. И потом Володя решил сам запеть, а я уже тоже был «под балдой»… И вот он запел: «А где твой черный пистолет?» А где он, этот пистолет? — А вот он! Пожалуйста! — Бабах! Бабах в потолок! И когда у меня кончилась обойма, я вижу, что вызывают полицию… Я понимаю, что нужно уходить: «Володя, пошли. Быстро!» Мы выходим и видим — подъезжает полицейская машина — нас забирать… И мы — в другой кабак. Значит, стрелял я в «Распутине» — меня туда больше не пускали, — а догуливать мы пошли в «Царевич»…»
Вернувшись в августе из Парижа в Москву, Владимир Высоцкий написал посвящение Михаилу Шемякину и озаглавил его весьма витиевато: «Эта песня посвящена одному странному такому загулу, который произошел не так давно и, надеюсь, более не повторится»:
