Вспоминает В. Молчанов:
«Тогда отечественное телевидение завершало вещание около одиннадцати, мы впервые вышли в эфир полдвенадцатого ночи и работали полтора часа.
Сделать программу чисто публицистической было невозможно. Сюжеты о сталинских расстрелах, об эмиграции мы скрывали за красивой музыкой, за более легкими материалами. Канал для полуночников показывал западную жизнь, которую никогда не видел советский телезритель. Это ведь был не «Клуб кинопутешествий». Первая передача заканчивалась знаменитой во всем мире песней в помощь голодающим Эфиопии «We are the world, we are the children», которую пели десятка два западных звезд. Телезрители впервые увидели на экране тех, кого они слушали до этого по вражеским голосам или на затертых кассетах. В первой программе у нас прошел очерк о Джоне Ленноне – до этого никто и никогда не видел его на советском экране...»
Несмотря на огромную популярность передачи у зрителей, тогдашнее руководство ЦТ относилось к ней настороженно. И у нее были поводы к этому. К примеру, в одну из первых передач Молчанов пригласил русского эмигранта Полонского (это было первое появление эмигранта на советском ТВ), который внезапно заявил: «Вы же понимаете, что во всех ваших бедах виноват Ленин и большевики». А на дворе стоял 87-й год, когда любая критика вождя мирового пролетариата расценивалась как антисоветская пропаганда. По словам самого Молчанова: «Я тогда позеленел и судорожно стал думать, что же со мной будет через час, когда закончится программа. Наутро мы встретились в «Останкино» с Аллой Пугачевой, и она мне сказала: «Вчера я все видела, и у меня было полное впечатление, что вас можно выносить вперед ногами».
Опасения Молчанова оказались напрасными – его передачу не закрыли, поскольку те либеральные идеи, которые она прививала зрителям, были в чести у большей части высшей советской элиты. Вот они и старались, чтобы полуночная программа Молчанова по-прежнему выходила в эфир и под трели западных рок– и поп– «соловьев» вливала в мозги советских телезрителей нужные либерал-перестройщикам идеи: о «жутком советском тоталитаризме», репрессиях, несвободе и т. д. Хотя, естественно, и противников у передачи хватало, поэтому периодически над ней сгущались тучи.
В первый раз нечто подобное произошло в 1989 году, после того, как в ней выступил опальный генерал КГБ Олег Калугин. Тот самый, который потом оказался агентом ЦРУ и заочно был приговорен советским судом к расстрелу. Однако в конце 80-х он был кумиром либералов, и те носились с ним как с писаной торбой: его интервью публиковали все либеральные СМИ, а живые выступления периодически транслировали по ТВ. На последнем именно Молчанов и его передача оказались первооткрывателями в деле «засветки» Калугина перед многомиллионной телеаудиторией.
Чтобы привезти его в «Останкино», участникам передачи пришлось соблюдать все меры конспирации. За Калугиным велось наружное наблюдение, и, чтобы оторваться от «хвоста», телевизионщикам пришлось прибегнуть к хитрости – генерала встречали на двух машинах, которые дежурили с двух сторон сквозного подъезда. А в телецентр Калугин попал по пропуску голландского дирижера – когда приходил иностранец, он не должен был предъявлять документы.
Осенью того же года произошел еще один скандал – Молчанов без ведома руководства пригласил к себе на передачу главного редактора газеты «Аргументы и факты» Владислава Старкова, который тогда оказался в немилости у Горбачева. В итоге на следующее утро Молчанов был наказан. Нет, с телевидения его никто не уволил, все обошлось куда мягче: он был вызван «на ковер» и получил строгий выговор «за нарушение эфирной дисциплины, выразившееся в приглашении на прямую передачу выступающего без согласования с руководством редакции».
Программа «До и после полуночи» выходила раз в месяц. Параллельно с работой над ней Молчанову приходилось два-три раза в неделю в качестве одного из ведущих вести программу «Время». Большинство зрителей, которые уже успели познакомиться с Молчановым-«полуночником», удивлялись, как ему удается совмещать две абсолютно несовместимые вещи: быть одновременно ведущим самой либерально- продвинутой и самой консервативной из передач на советском телевидении? Сам Молчанов в интервью газете «Неделя» в июле 1990 года так ответил на этот вопрос:
«Я бы предпочел вести не всю программу «Время», а лишь раздел международной жизни. Но, увы... Реальные, а не бумажные перемены «Времени» зависят от перемен в стране и в обществе. А пока передача дает максимум того, что позволено на сегодняшний день. Я, кстати, считаю, что в нынешней ситуации ведущий должен быть бесстрастным информатором, что он не имеет права на комментарий. Но зато в моем выпуске я всегда стараюсь избавиться от бездарной, лишней информации, позаботиться о хорошем русском языке – это очень важно. Самое же главное – сделать так, чтобы никто не смел диктовать, что нам давать в эфир и как. Например, с какой стати мы обязаны предоставлять драгоценный эфир для пустых излияний какой-нибудь номенклатурной фигуры где-нибудь в заводском цеху – почему этой сиюминутной речи должна внимать вся огромная страна?..
Бывало, что за 15 минут до выхода в эфир программы «Время» раздавался звонок кремлевского телефона и Яковлев просил подчеркнуть что-то, а затем звонил Лигачев и об этом же говорить запрещал. Тогда я старался либо соблюдать золотую середину, либо пользовался советами Яковлева (как мы помним, последний был главным защитником всех советских либералов в «верхах». –
В течение трех лет передача «До и после полуночи» выходила в эфир из студии «Останкино». В сентябре 1990 года состоялся ее первый выезд из студии – в двухэтажный старинный особняк на Остожье, отвоеванный тогда депутатами Ленинского района у высочайшей правительственной инстанции для нужд москвичей. Вот как описывала «кухню» передачи корреспондент газеты «Союз» А. Луговская, побывавшая на месте съемок:
«Теперь здесь Центр культуры и гуманитарного сотрудничества, который программа «До и после полуночи» обживает первой.
Камеры включаются то у входа в здание, то на ниспадающей в сад лестнице, в беседке, в одном из уютных салонов, в гостиной. Снуют операторы, хлопочут режиссеры, щелкают софитами осветители – продумано все: от декораций каждой сценической площадки до костюма и грима ведущего. Внешний хаос и суматоха переплавляются в безукоризненный порядок в эфире. Сам Володя сейчас властен и резок: «Где мой микрофон? Где следующее включение?» Но никто не ропщет – с ним интересно, его любят и прощают. Ирина Терешкина, опытнейший редактор, на ходу переверстывает программу – пришли не все приглашенные – и заодно отражает Володины «атаки». Как всегда, болеют за него и друзья-коллеги, журналисты, которые выросли рядом с ним, обрели свой творческий почерк и известность: Ира Зайцева, Саша Ливанская, Алеша Денисов, Володя Андриевский. И лишь один человек спокоен – Ольвар Варламович Какучая, бессменный художественный руководитель программы «До и после полуночи», открывший советскому телевидению феномен Молчанова. Но его звездный час впереди, когда придет время критического разбора.
В ожидании «эфирной минуты» бродят как неприкаянные по полупустому особняку гости. Как всегда, это люди, которым есть что сказать. Вот среди шума и гвалта уединился в кресле отрешенный Алексей Петренко. Актер волнуется и не склонен к разговору. На вопрос о передаче ответит кратко: «Она помогает мне жить...» А у известного американского журналиста, московского корреспондента газеты «Нью-Йорк таймс» Билла Келлера парализующее испытание телекамерой уже позади, и он раскован: «Мы говорили о религии у вас. Убедившись, что коммунизм умер, ваше правительство стало искать иную моральную базу. Но успеха не будет, потому что религия – не есть идеология. Выбор сделает сам человек». Еще Билл признается в «крамоле»: советское телевидение, его лучшая часть, гораздо интересней и содержательней американского. А Владимира Молчанова назовет телезвездой и добавит: «Его талант и трудолюбие вызывают уважение. В Америке, с ее рыночной экономикой, у такого журналиста было бы все: успех, слава, богатство».
Наконец передача закончилась. И на сей раз это был настоящий спектакль: драматургически выстроенный, эмоционально насыщенный, располагающий к духовному общению. И на этот раз эпицентром программы, ее стержнем, интеллектуальным магнитом был он – умный, нервный, изящный, музыкально- пластичный, глубокомыслящий и заставляющий мыслить Владимир Молчанов».
Возвращаясь к словам американца Билла Келлера о возможной славе Молчанова в Америке, хочется
