— Везу, — оторопел Извек.
— Давай сюда, сам князю передам. Скажу, тебя по дороге ранили, отлёживаешься у знахарки. Обычное дело. Искать не будет.
— Да что случилось — то! — озлился Сотник. — Мухоморов что ли переел?
— Лучше б переел, — буркнул Мокша, слезая с коня. — Нельзя тебе возвращаться, слезай, поговорим.
Извек нехотя спешился. На друга смотрел, как волхв на распятье. Тот отпустил повод, утер распаренное лицо.
— Помнишь Млаву? Ту, которая всё время над твоим конём подтрунивает, мол у Ворона ослиные уши, чтобы хозяину держаться легче было.
— Ну, помню. Дура баба, хотя и красивая. Только я-то тут причём? Её пускай Лешак помнит. Ему она всё сердце разбередила. А мне до неё дела нету.
Мокша перевёл дух, кивнул.
— Не было бы, не молоти она своим глупым языком.
— И что ж намолотила?
— Брякнула Поповичу, дескать, смотреть на него не хочет, потому как ты вознамерился на ней жениться. Будто уже сватов засылал и подарки дорогие дарил, а она—де согласится за тебя пойти, только из гордости маленько подумает.
— Да ей же, окромя круглого заду, думать нечем, — усмехнулся Извек. — И что? Лёшка поверил?
— В том-то и хвост, что поверил. Сам знаешь, он порой дурной бывает, а тут дела сердечные, разум спит, когда душа пылает.
Мокша сплюнул набившуюся в рот пыль, с сочувствием поглядел на Сотника. Тот озадаченно почесал русую бороду.
— Ну, дела. И что Попович?
— Попович во гневу страшон — рвёт и мечет, бьёт и топчет, благо ещё какашками не плюётся. Пробовал с ним поговорить, да куда там. Злость глаза застила, сразу в драку полез, друзья едва удержали. Так что теперь Лешак со товарищи тебя по всей округе рыщут.
— Лешак понятно, а сотоварищи с какого перепугу?
— А с такого, что, тебя знают и за Лешака опасаются. А может боятся, что и у них невест отобьёшь. Им—то не вталдычишь, что это Млава на тебя глаз положила, думают ты всему причина.
— И что прикажешь делать? Из-за одной дуры рога друг другу сшибать?
— Ну это совсем уж не гоже! Ты лучше вот что. Не дури и под горячую руку не лезь. Уезжай, схоронись до времени, пожди пока остынут. Рано или поздно охолонятся, тогда и растолкуем как- нибудь.
Извек шагнул к Ворону, положил руки на седло, задумался. Конь, чуя настроение хозяина не шевелился. Видя смятение Сотника, Мокша топтался рядом, шумно вздыхал, тёр ладонями круглое лицо. Наконец, не выдержал, обернулся к раздосадованному другу.
— Ежели чё, где искать? Куда думаешь податься?
— А куда глаза глядят.
— А куда глядят? — не унимался Мокша.
— А туда глядят, где за так не съедят.
Извек помолчал, достал грамоту, протянул другу.
— Давно вольным не был, — вздохнул он. — Всё по поручениям, да по приказам. Может теперь спокойно мир посмотрю, да себя покажу.
— Себя—то не больно показывай! — проворчал Мокша. — На—ко! Пригодится!
Он подбросил на ладони раздутый кошель, перекинул Извеку. Тот поймал мешочек, кивнул невесело.
— Бывай, друже! Дадут боги, скоро свидимся.
— Обязательно свидимся!
Мокша вознёс себя в седло. Развернув коня, блеснул грустными глазами и заторопился назад. Сотник посмотрел вслед удаляющемуся другу и тяжело, словно столетний старик, взобрался на Ворона.
До чего же всё не так, не там и не вовремя, думал он убито. Правильно рекли старики: несреча[35] в одиночку не ходит. И хрен бы с этой Несречей, хуже то, что она сама при этом на глаза не попадается, а то бы приплющил её, чтобы она вообще больше ходить не смогла…
Глава 9
Целый день Извек не трогал повода. Согласный с такой расстановкой, Ворон топал по какой-то, одному ему известной, дороге. Брёл допоздна, пока хозяин не очнулся от дум и не остановился на ночь. Стащив с жеребца упряжь, тяжело улёгся и уставился на холодные равнодушные звёзды. Проснулся перед рассветом, хлебнул воды и двинулся в путь, не дожидаясь появления солнца.
Всё утро плелись волглой лощиной. Так себе лощина: не разбери поймёшь. Пахло болотом, под ногами Ворона иногда почавкивало, но через десяток—другой шагов копыта снова стукали по сухой земле. К полудню выехали на ровное, остановились возле исковерканной сосны. Казалось, будто дерево вдруг решило завязаться в узел, но не успело и замерло, при появлении путника.
Жуя оставшиеся сухари, Извек двинулся вокруг перекрученного ствола, прикидывал, что же его так скрючило. Если бы не стройные деревца по соседству, подумал бы, что причиной тому частый и сильный ветер, даже ураган. Пару раз подходил совсем близко, рассматривал кору, вдруг да обнаружит следы верёвок и распорок. Как-то слыхал, будто есть народы, которые только и занимаются тем, что берут росток дерева и мучают его потом долгие годы, загибая в замысловатые зигзаги.
— Не по-божески! — проворчал Извек. — Куда ж Род зрел, когда тебя так выворачивало?!
Ворон поднял голову от аппетитной кочки, с опаской глянул на хозяина. Сотник заметил взгляд, кашлянул и недовольно пробурчал:
— Не бойсь, не спятил! Чудно уж больно!
Доев последний сухарь, подошёл к жеребцу, подождал, пока тот дожуёт очередную щепотку травы, и ловко накинул уздечку. Конь шумно вздохнул, но терпеливо замер, давая застегнуть ремешок.
Уже отъехав на сотню шагов, Извек последний раз обернулся на изуродованную сосну. Издалека почудились черты морщинистого лица с беспорядочными клочками шелудивых волос. Ворон прибавил шагу.
Еле заметная тропа забежала на макушку холма и растворилась в засыхающих на корню островках чахлой травы. Сотник привстал в стременах, высматривая тропинку, но Ворон топотал не останавливаясь, будто забрёл на знакомую улочку. Спустившись с холма, повернул в сторону леса. Зелёная масса деревьев огромным языком всползала на пологий склон и резко обрывалась, будто не найдя силы взбираться дальше.
— Ты что, за шишками собрался? — участливо поинтересовался Сотник. — Или за грибами?
Конь и ухом не повёл, деловито ступал вперёд, всё ускоряя шаг. Скоро Извеку пришлось наклоняться, чтобы не снести лбом встречные сучья. За плечи то и дело цеплялись ветки потоньше, но скоро деревья расступились, и показалась вполне сносная дорожка, струящаяся меж вековых елей.
Ворон раздул ноздри и, жадно втягивая лесной дух, пустился рысцой. Сотник, настороженный оживлением коня, озирался по сторонам, ловил каждый звук и всматривался в причудливые лесные тени. Дорожка спустилась в ложбинку и выскочила на светлую полянку. На ней, как гриб—дождевик, торчала коренастая избушка, насаженная на огромный пень. Кое-где из пня пробивались молодые побеги с нежно- зелёными листочками.
— Это сколько же дубу было лет? — с уважением присвистнул Извек.
Приглядевшись к чёрным брёвнам, понял, что и сама изба сложена из ветвей этого исполина. Потому и стоит прочно, намертво вросшая в родную древесину.
Ворон направился к избушке. Не задерживаясь у крыльца, зашёл с задней стороны. Увидав
