– А ну, бля, Нинурту сюда. И Красноглаза с братвой. Вооружение, снаряжение полностью. Готовность десять минут. Время пошло. Я сказал.
Рвал и метал Ан не напрасно, ситуация, если верить Энки, а звонил по гиперфону именно он, была угрожающей. А началось все с неделю назад, банальнейше, с пустячка – сын Энлиля проказник Наннар оттрахал красотку блондиночку Эрешкигаль. И все было бы хорошо, и все было бы славно, если бы не приходилась она невестой Зу, оперившемуся Клюв-орлу из Центра управления полетами. Ну, тот, естественно, к отцу Наннара, в миноре, с явными претензиями, ну а Энлиль его – с порога, мощно, грамотно, вот к такой-то матери. Мол, шляются тут всякие пернатые ко мне, верховному главнокомандующему, без доклада. В общем, обидел ануннака, оскорбил, глубоко нагадил ему в душу. Не то чтобы сгладил ситуацию, а, наоборот, ее усугубил. И Зу, естественно, не стерпел, встал на тропу войны – спер из пульта управления сигма-матрицу с кодом шифродопусков субрежимов. А потом угнал исследовательскую «Ротацию», единственный планетоид с излучателем, и сейчас выделывался в небе над Ниппуром – лихо, мастерски, с заметным огоньком. Нарезал круги, фигуры пилотажа, с энтузиазмом пикировал на дворец Энлиля – пока что, слава богу, без стрельбы. А уж говорил-то, говорил, вещал в подробностях по эфиру – и про самого главнокомандующего, и про сынка его, и вообще за жизнь. Грозился разнести к едрене матери Ниппур, затем сравнять с землей Сиппар, ну а уж затем крепко взяться за шахту. Причем грозился он не просто так, не зря, не с пустого места, всего – зарядов и топлива – у него хватало с лихвой, челнок-то ведь разведывательный, непростой, повышенной автономности. Ситуация сейчас в Ниппуре была не очень – комсостав эвакуирован, планетоиды не летали, у направляющих томились под завязку загруженные «апины». А куда ты денешься-то без кодов доступа полетных субрежимов? В общем – облом, беда, трагедия, попадалово на деньги. А всему виной – аморальность, безответственность и отсутствие командных навыков. Плюс полное неумение устанавливать контакт с живыми ануннакскими массами. Удручающая некомпетентность и поразительный непрофессионализм, дающие пищу для организационных выводов…
Несмотря на критическую ситуацию, голос Энки в гиперфоне вибрировал от радости.
Зато голос Ана был резок и доходчив, как удар кнута.
– Всеобщий шухер, братва, – глянул он на Нинурту, Красноглаза и братву. – Духарной[195] один забился в планетоид и грозится для начала ушатать Ниппур. Еще он заныкал хреновину одну из пульта управления, так что центр навигации космопорта не фурычит. Ну, если по-рыхлому[196], то все.
– Что за чувак? Какой челнок? – с ходу осведомился Нинурта, узнал, что это Зу угнал «Ротацию», выругался матом и сделался задумчив. – Хорошенькое сочетание, блин. Опытный пилот, мощный планетоид и мезониевая пушка. – На мгновение он замолк, посмотрел на Ана: – Посадочные маяки, естественно, не работают? М-да… Можно, конечно, двинуть к Шамашу в Сиппар по запасному варианту, но пока там суть да дело… Генерал, – голос Нинурты окреп, – надо дать знать в Ниппур, чтобы выбрали площадку поровнее и зажгли на ней сигнальные огни. Нефти с битумом и прочей лабудой у них небось найдется. Так будет и быстрей, и безопасней. Средство проверенное, безотказное, многократно апробированное на фронте. А лететь нам, генерал, думаю, лучше на «Тангенсе». Конечно, не «Ротация» с ее активным излучателем, но хоть что-то. Как говорится, на бескарпье и сам раком встанешь.
– Ладно, на «Тангенсе» так на «Тангенсе». – Ан кивнул, Нинурта скомандовал, бандиты расслабились, а проворные сервороботы принялись готовить к вылету «Тангенс» – экскурсионно-туристический челнок для морских сафари. Огромную фаллообразную махину, снаряженную гарпунами, дистанционными баграми и выкидными сетями. Смотреть на него даже издалека было как-то жутковато. Вот Ан и не стал, позвонил Энлилю.
– Слушай меня внимательно, засранец. Найди ровную площадку в прямой видимости Ниппура и обозначь ее контуры огнями – нефть зажги. Мы сядем на нее, будем через час. Ты меня понял, долбоеб?
– Понял, отец, еще как понял, – убито прошептал Энлиль, горестно вздохнул, и в голосе его послышалось отчаяние: – А этот, отец, все летает, такие гадости в эфире говорит…
– Не ссы, мы ему подрежем крылья, – успокоил его Ан. – Выстирай штаны, надень их ширинкой назад и жди меня. Хотя ты уже и сейчас ведешь себя как последний педераст. – Не сдержавшись, он выругался в трубку, резко вырубил связь и повернулся к Нинурте: – Ну?
– Генерал, есть готовность, – молодцевато вытянулся тот, коротко кивнул и посмотрел на Красноглаза, посасывающего маковую пастилку. – Брателло, кантуй своих. Скоро тронемся.
Действительно, не прошло и десяти минут, как планетоид уже был в открытом космосе – резво, на пределе двигателей рванулся в сторону голубой планеты. Да, что-что, а пилотировать Нинурта умел – лихо долетел, плавно снизил скорость и начал виртуознейше входить в плотные слои. За бортом засвистело, загудело, зашуршало, температура броневой обшивки начала расти, внизу, в напоминающих колеса смотровых оконцах, появились облака, затем суша, море, горы, капилляры рек и зелень лесов. А вот наконец и она, знакомая клякса болот. На западной ее оконечности – Эриду, чуть дальше на север – Бад- Тибира и, наконец, левее, в самом центре Междуречья, – Ниппур. Координационный центр, альма-матер связи, средоточие мудрости, стольный град Энлилев. Пролететь мимо, не почтить вниманием, проигнорировать его было невозможно – он зловеще напоминал о своем существовании черным дымом, поднимающимся к самым облакам. Это весело горела огромная, размером с небольшое озеро, нефтяная лужа. В самом ее центре имелся островок, этакий оазис тверди в огненной пустыне, на нем стояли пара гравикаров и два десятка мрачных, пялящихся в небо ануннаков. Да, хорошенькое место для посадки приготовил этот мудель Энлиль!
– Бр-р-р, как в аду, – поежился Нинурта, – такого страха я не видел и на Южном фронте. Все в дыму и в огне, ни хрена не видно. Ну да ничего, как-нибудь сядем. Потом, уже не высоко.
Он недаром был фронтовиком, асом и теллуриевым медалистом – сел. Мягко, плавно, по всей науке, без сучка и задоринки. А к планетоиду уже на всех парах неслись встречающие – неутешный Энлиль, торжествующий Энки, озабоченный Шамаш и разъяренный Мочегон. Замыкала колонну Нинти – прекрасная и запыхавшаяся, явившаяся также по первому же зову разделить все тяготы и треволнения. Беременность, роды и лактация пошли ей здорово на пользу.
– Братва, зекс[197]. – Ан, выглянув в иллюминатор, встал, тронул фиксатор сурдобластера и первым, сделав каменное лицо, направился в шлюзокамеру – вскрыл внутреннюю дверь, распечатал внешнюю и вышел на выдвижную аппарель, являющую собой подобие трапа. И сразу же закашлялся – атмосфера здесь и впрямь была зловонной, тяжкой, как в аду. А может, и похуже.
– Отец! Отец! О отец! – Молнией, на цырлах, подскочил к нему несчастный Энлиль, чем-то напоминавший нашкодившего кота, понимающего, что сейчас его кастрируют. – Простите, отец, извините. Готов все отдать, чтобы только искупить. Вернуть все на круги своя, восстановить статус-кво.
– Дрочи жопу кактусом, сукин сын, – только-то и сказал ему Ан, сухо облобызался с Нинти и, крепко поручкавшись с Шамашем и Красноглазом, излил свое внимание на Энки: – Ну, рассказывай, что тут у вас.
– Да это, папа, все у него, – сразу же расцвел тот, сплюнул в направлении Энлиля и пальцем указал на небо: – Летают. Скоро стрелять будут.
Собственно, ни неба, ни облаков, ни летающего негодяя видно не было. Только дым, дым, дым, дымище. Куда гуще и чернее, чем на Южном фронте.
– Прошу вас, генерал, прямой эфир, – быстро подошел Нинурта, протянул горошину передатчика. – Мне стыдно, генерал, что когда-то эта сволочь была моим заместителем. В небесах мы летали седых, мы теряли друзей боевых…
– Ладно, ладно, потом, – по-товарищески кивнул ему Ан, избавился от генеральского капюшона и, сунув горошину в ухо, услышал нехороший голос Зу:
– О моя бедная маленькая Эрешкигаль. Такая тихая, кроткая, доверчивая и безответная. Напоминающая розу в полуроспуске, дивный, благоуханный бутон, нежную, еще не распустившуюся почку. О ее взяли силой, обманом, подлостью, грубо, со спины. Мою маленькую бедную Эрешкигаль. Не ласкали, насильничали, уподобляли животному. Распоследней шкуре, потаскухе, наибанальнейшей дешевке. Мою маленькую, бедную, несчастную Эрешкигаль. Ну да ничего, я отомщу, поквитаюсь, дам сдачи, сведу счеты. И месть моя будет ужасна. Для начала я смету до основания хоромы этого дегенерата, ничтожества, тирана и недоумка, породившего чудовище, осквернившее мою бедную маленькую несчастную Эрешкигаль, эту розу, эту почку…
