Где-то из коридора доносились веселые звуки сада. Там было оживленно: звенели гитары, гудели дудки, хлопала в ладоши и пела детвора, ожидая своего часа посвящения в мир взрослых.
– Детонька, у тебя рак, – проговорила Рут и, бессмысленно разведя руками, так же бессмысленно их опустила.
Милена смотрела на белый кирпич стен, на голый электрический свет.
– Что значит «рак»? – не поняла она. – Как такое вообще возможно? Рака нет, он вымер.
– У тебя нет Леденца, – пояснила Рут. Подойдя к сидящей на единственном стуле Милене, она с одышкой опустилась на одно колено и взяла ее ладонь в свою. – Ты можешь играться с генами, радость моя, переставлять их с места на место. И вот ты их перебирала, перебирала, покуда не нашла ген, который сделал транскриптазу нового рода. Она передалась по ступенькам спирали и растворила вокруг них защитный сахар.
– Нет, этого не могло быть, – категорично заявила Милена, вынимая из ее ладони свою.
– Да ты не знала. – Губы у Рут сложились печальным сердечком. – Не знала, что ты именно делаешь. – Потянувшись, она попыталась погладить Милену по голове. Та уклонилась. – Мы как огромный океан, на котором качается утлая скорлупка. Скорлупка – это то, что мы про себя знаем. А сам океан – он там, внизу.
– Вздор какой, – фыркнула Милена и попыталась было встать, но Рут удержала ее за плечи.
– Нет, лапка, не вздор. – На лице у нее читалась вполне искренняя симпатия. – Ты взломала код Леденца, а затем, чтобы все мы могли видеть, изменила себе гены так, чтобы в них смог вернуться рак. Ты как та героиня из книги, что ради спасения людей навлекает опасность на себя. Ты как будто позвала: «Рак! Видишь, вот она я, Милена!» Ты воскресила рак и навлекла его на себя, чтобы спасти нас, чтобы мы все могли жить!
Милене кое-как удалось оттолкнуть ее от себя. Встав, она двинулась к выходу, будто это могло помочь ей уйти от того, что с ней случилось.
– Благодаря тебе мы теперь все можем доживать до старости! – радостно голосила Рут. – Сможем видеть, как растут наши детки!
– Я не хочу, чтобы люди доживали до старости! – почти кричала Милена. – И я ненавижу детей! Ну за что, за что на меня эта напасть, а?!
– Мы сможем скопировать этот новый ген, который ты создала. Мы добавим его в новые ретровирусы и сможем всех вылечить!
– Это после того, что вы уже успели натворить за все это время?! – Милена, стиснув кулаки, потрясала ими перед Рут. – Ты все еще несешь мне эту околесицу после того, что вы уже успели понаделать! Кто знает, может, в этот раз вы им вообще всех погубите! – крикнула она и, отвернувшись, обхватила себя руками за плечи. – А я? Что же будет со мной?
Слышно было, как Рут шурша поднимается на ноги и, с присвистом ерзая ляжками, спешит к Милене. Теплыми пухлыми ладошками она со спины обняла ее за плечи, прижалась рыхлыми подушками живота и грудей.
– Милена, лапонька моя! Не переживай, деточка, не беспокойся. У нас есть вирусы, блокирующие новые кровеносные сосуды. Есть гены, прекращающие ненужный рост. Мы их введем тебе, и тебе полегчает.
– Вы что, хотите меня превратить в еще одну Люси? – холодея от одной этой мысли, вскрикнула Милена, вырываясь из назойливо участливых рук.
– Мы не можем сказать точно, как будут развиваться события, – ответила Рут, качая головой.
– Я не хочу быть как Люси! – объятая кромешным ужасом, замотала головой Милена. Не хватало еще дожить до того, чтобы не узнавать и не помнить о мире ничего, кроме того что все и вся, кого ты знала и любила, мертвы. Милена от отчаяния впилась себе ногтями в голову.
– Ч-ш-ш, ч-ш-ш. Ну не хочешь, ну и не надо. Подумаешь, ведь все в твоих руках. Ты же можешь изменить свои клетки, все у себя переставить, что-то подрезать, что-то добавить. Ничего из того, чего ты сама не хочешь, с тобой не случится. Ты же Милена, у которой есть иммунитет.
– Какие? Какие у меня разновидности рака?
Рут беспомощно развела руками.
– Говори сейчас же!
– Все, – совершенно спокойно ответила Рут. – Все, о которых только известно.
Комната вокруг словно зашипела, будто стены продырявились и из них начал выходить воздух. Вирусы тут же пришли на помощь, со злой беспечностью разворачивая в уме обширный перечень:
Милена поймала себя на том, что хихикает.
– А не многовато? – мелко тряся головой, спросила она. – Может, было бы достаточно чего-то одного?
«Нет, – отозвались вирусы. – Надо было восстановить весь баланс целиком. А для этого надо было воссоздать все разновидности рака».
– Лапонька, душенька моя, мы все будем с тобой, все-все, – растерянно увещевала ее Рут. – И Терминалы и Ангелы, мы неотлучно будем с тобой. Будем помогать тебе бороться, петь в самом твоем сердце, твоей кровушке.
– Надеюсь, раку нравится музыка, – сказала Милена. Ее трясло, как от смеха. Она обнаружила, что прижала ладони к лицу. На носу ощущались мелкие угорьки.
– О Милена, если б ты знала, как мы тебя за все это обожаем!
– Да уж, для меня это в корне меняет дело, – съязвила Милена. – А то я все думала: зачем это индианки из племени майя позволяли сбрасывать себя со скал? Теперь мне понятно: чтобы все их за это любили.
– Тебя никто не будет сбрасывать со скал. Ты непременно выздоровеешь! – с болью воскликнула Рут.
– Ага, – усмехнулась Милена.
– Главное – в это поверить, – настаивала Рут.
– Заткнитесь! – рявкнула Милена вирусам, чтобы те наконец смолкли. Рассказать ей о назначении каждого гена, каждого из протеинов могли именно они, и лишь тогда она могла что-то предпринять. На миг возникло какое-то подобие стоп-кадра, вслед за чем развертывание перечня продолжилось: видимо, она подсознательно хотела узнать все до конца.
– Ну, так как вы собираетесь меня вылечить? – осведомилась она.
– Первым делом вы перебираетесь в госпиталь, в больницу Святого Фомы. И там живете – ты и мистер Стоун; он беременный, ему это тоже на пользу. Затем мы приступаем, участок за участком. Прежде всего, начинаем с блокировки кровоснабжения. Затем вводим ретровирусы, которые заносят в опухоли супрессант, подавляющий их рост. Они начинают регрессировать.
– Сколько времени пройдет, прежде чем я поправлюсь?
На лице Рут опять проглянула беспомощность.
– У нас нет опыта борьбы с раком.
– То есть не знаете.
Рут молча покачала головой.
В животе Милена ощутила тошнотную слабость и вынуждена была сесть на тот единственный стул.
– Я хочу увидеть своего ребенка, – устало произнесла она. Жизнь уже тянула ее вниз своими условностями. – Я никогда не думала, что у меня будет ребенок, и я хочу его видеть. Его или ее. Я хочу
