«Потерянный рай»!
«Этот идиот хочет погубить мою “Комедию”».
– Разумеется, – сказала Милена вслух. – Если Мильтон положен у вас на музыку, господин Мильтон.
– Положен, положен! – еще сильнее оживился тот. – И не кем-нибудь – Гайдном! Называется «Сотворение мира», – сообщил он с довольным видом. – Так что Гайдн тоже менял название. – Толстое лицо лучилось от восторга.
– По крайней мере, она короче, – солидарно пропел Чарльз Шир (кстати, на мотив одной из тем «Сотворения мира»).
Милена почувствовала, что ситуация выходит из-под контроля. Новый Министр сидел как счастливый бульдог – разве что язык не высовывал от удовольствия, что участвует в общем деле.
Мойра Алмази с нажимом сказала:
– Мне… мне кажется, что мы уклоняемся от исходной темы обсуждения. – Она чуть сдвинула брови, словно отодвигая преподносимый ей Мильтоном букет замешательства. – Нам известно, что Консенсус интересует именно это произведение. Возможно, мисс Шибуш выдвигает не совсем обычную идею его, так сказать, презентации. Замысел этот новый, явно международного масштаба. Если мы осуществим его в ознаменование столетия Революции, мы могли бы выйти на другие театральные Братства с просьбой проспонсировать эту постановку вместе с нами. Я имею в виду, театральные сообщества по всей Европе.
– У «Сотворения мира» есть еще и немецкая версия, – все не унимался Мильтон.
– Да, Министр, – кивнула ему Мойра Алмази с явным намерением больше не возвращаться к идее Мильтона. – Мы можем представить Консенсусу оба проекта.
Мильтон сделал щедрый жест рукой.
– Вот-вот! Наконец-то и я смог внести свой вклад, так сказать, в общую копилку.
Снова подал голос улыбчивый коротышка, имени которого Милена так и не запомнила, – с сальными волосами и прожилками на пурпурных щеках. Он по-прежнему улыбался, но уже заговорил вполне официальным тоном.
– Новшества всегда порождают немало проблем, – заговорил он, цепко глядя на Милену. – И прежде всего для тех, кто их предлагает. Люди всегда считают, что за ними кроется стремление сделать карьеру. Или беспокоятся, что понесут ответственность в случае неудачи. Человеческая жизнь нынче на порядок короче, чем когда-то, товарищи. Поэтому, может быть, нам даже в каком-то смысле везет, что в нашей короткой жизни представляется случай помочь – а не помешать – столь блестящему в своем безумстве замыслу, который, кстати, вполне осуществим. И еще, – он опять цепко взглянул на Милену, – нам повезло, что среди нас есть тот, кто желает заплатить за него полную цену.
– Какую цену? – не поняла Милена-режиссер.
Наступила тишина, и в этой тишине чаша весов склонилась в сторону Милены. Все Груши смотрели на нее, и смотрели так, будто она – чудовище Франкенштейна, а от них сейчас зависит, дать ему жизнь или нет.
Заговорила Мойра Алмази.
– Милена в общей сложности осуществила около полутора сотен проектов. И пусть у нее нет опыта работы на большой сцене, но ведь такой задачи в данном проекте и не ставится. Она из тех немногих режиссеров, которые умеют оперировать технологией Преобразования. Но. Полной гарантии, что данная технология сработает в планетарном масштабе, нет. Потому нам нужно провести своего рода тест. Мне бы хотелось, чтобы он стал своего рода частью данного проекта. Это означает, что вам, Милена, нужно будет отправиться в космос.
От этого слова дохнуло холодным ветром.
– До Столетия осталось два года. Так что времени не так уж много. Вам нужно будет отправиться этой осенью. Вас это устраивает, Милена?
В воцарившейся тишине Милена лишь кивнула в знак согласия.
– Вам придется сделаться Терминалом. И возможно, в конце концов, пройти Считывание. Да, Милена, мы все об этом знали. Что Консенсус готовит вас к чему-то особому. Подумать только, – Мойра покачала головой, – быть протеже, быть другом самого Консенсуса.
– И о друзьях, – подал голос Чарльз Шир, на этот раз на мотив арии
– Нет, неправда, – ответила Милена негромко.
Глава двенадцатая
Дикие выходки
МИЛЕНА НЕСЛА КОШЕЛКИ с продуктами. Открыв дверь к себе в комнату, она увидела на кровати, в лучах закатного солнца Троун Маккартни.
– Ну заходи, садись, – скомандовала та.
О, это лицо. Эти прожорливо-алчные глаза, говорящие: наконец-то все вышло по-моему. Приоткрытые зубы, которые словно всегда готовы терзать человеческую плоть. Его, пожалуй, можно было бы назвать красивым, не будь на нем печати ненасытного демонизма. Милена-режиссер ощутила, как где-то в душе шевельнулся страх.
– Сейчас, дай только разуюсь, – сказала она с порога, вымучивая улыбку. – Тебе наверняка было бы удобнее на стуле.
Она имела в виду: «Вон с моей кровати». Милена подошла к раковине, чтобы опустить туда пакет с рисом, перцы и курятину. Машинально начала наливать в чашку воду.
– Ты вообще что себе думаешь? – требовательно спросила Троун.
– Что? Продукты думаю приготовить, – отозвалась Милена растерянно. Что было ей ненавистнее всего, так это невозможность в присутствии Троун быть откровенной и честной. Все сразу словно подергивалось неким туманом фальши, всякий жест маскировался под другой, одна правда выдавалась за другую. Милену охватывала нелепая скованность, боязливая неискренность, сменяющаяся упадком сил.
– Эх, Милена, Милена, – вздохнула Троун укоризненно. – Как ты любишь все эти дурацкие игры.
«Я их ненавижу. Я играю в них лишь в твоем присутствии».
– Ты чего-то ко мне не заходишь, – заметила Троун обиженно-язвительным тоном. – А у меня там сейчас столько всяких разных фишек-прибамбасов! Я знаю: кидать людей – вполне в твоем вкусе. Но ты кидаешь не нас, Милена: ты кидаешь
– Если ты так считаешь, – промямлила Милена. Она только что закончила мыть овощи и перешла к курице. К Троун она стояла спиной. Кто бы мог подумать, что мытье небольшого количества продуктов покажется таким нескончаемо долгим.
«Это моя комната, мое жилье, – мысленно говорила она Троун. – Я тебя сюда не звала. И не рассчитывай, что я буду здесь перед тобой рассыпаться».
– Короче, рассказываю. Я полностью дублирую то, что ты непосредственно видишь, и копирую наложением. Скажем, стену. Такая, короче, перед тобой стена – в общем, стена как стена. И вдруг из камней проявляются такие вот рожицы.
«Ну почему, почему я не могу сказать, чтобы она отсюда ушла? Из боязни обидеть, что ли? Или из страха? Чего я боюсь? Почему так малодушно боюсь ее задеть, когда сама могу рассказать ей о вещах куда более важных, чем этот бред, который она несет? Почему разговором руководит именно она, когда решающее слово на самом деле за мной?» Милена чувствовала себя мелкой, слабой, уязвимой, ущербной от невозможности высказать то, от чего ее сейчас буквально распирало.
– Я сегодня разговаривала с Широм, – сообщила со значением Троун. Теперь она расхаживала из угла в угол.
«Какая диверсия задумана на этот раз? Что за очередная уловка? Почему моя жизнь полна сумасшедших? Почему?»
– Да ты что, – сказала она как будто нейтрально. К сожалению, курятина была уже тщательно вымыта и переложена влажной тряпицей. Милена вытирала руки.
