«Может, предложить ей пройтись? Там, на людях, она будет хоть как-то сдерживаться. А здесь свои ужимки и прыжки она проявит по полной программе. Ужимки и прыжки контролировать всегда сложней, в силу их непредсказуемости.
– Он упомянул, что на уме у тебя, кажется, новый проект. При этом он что-то не показался мне особо довольным.
«Лично тебе, Троун, он ни о чем даже бы не заикнулся. Если меня он просто недолюбливает, то от тебя его вообще тошнит. А уж разговаривать с тобой он не стал бы и подавно. Боже мой, ну почему так трудно, уличив человека во лжи, прямо сказать ему об этом?»
– И это именно тогда, – воскликнула Троун с насквозь карикатурной, слезливой патетикой, не столько в словах, сколько в тех телодвижениях, с которыми она, поджав губу, курсировала по комнате, – когда мне так нужна новая постановка!
– Ну что я тебе скажу, – вздохнула Милена все с той же проклятой уступчивостью. – Я слышала, как раз сейчас новый техник нужен Толлу Баррету. Он, я слышала, готовит «Последнего из могикан».
Одна из немногих уловок, которая Милене неизменно удавалась, – это воспринимать слова Троун совершенно буквально.
Та презрительно фыркнула.
– Да слыхала я о том дерьме. Мне оно на хрен не нужно! Ты лучше мне скажи о… «Божественной комедии»! – На этот раз Троун заговорила более конкретно. Это был единственный способ, позволявший им обеим не увязнуть в наигранном непонимании.
– Это моя комната, Троун, – сказала Милена. – Не могла бы ты из нее выйти? – В устах тактичной Милены это прозвучало не очень убедительно.
– Выйду. Как только мы с тобой обо всем договоримся.
«И вот так я всегда: говорю нужные вещи в ненужном месте. Прыгаю в длину, когда нужно в высоту».
– Мильтон сказал, что подготовка у вас идет полным ходом. Почему я не поставлена в известность?
«Ну что ж, дорогуша, вот он, момент икс. Пора пустить ее под откос. Если этого не сделать, она будет ездить на тебе верхом всю оставшуюся жизнь. Она уже и без того привыкла тобой верховодить. Она натягивает вожжи все туже. А ты брыкаешься, не в силах высвободиться. Хотя на самом деле ты сильнее. Поскольку все козыри у тебя. Мать моя, царица небесная или какая угодно, укрепи!»
– Ты в ней не участвуешь, Троун, – произнесла она со спокойной прямотой, перед которой успокаиваются даже отъявленные психопаты.
– Да ты без меня шагу ступить не сможешь! – усмехнулась та.
– Почему? За мной сто сорок две полноценные постановки, – сказала Милена.
– Хммм, – протянула Троун. В ее глазах промелькнуло некоторое любопытство. – Вообще-то настоящий успех был только у «Крабовых Монстров», а? А теперь тебе под ручонки попала чья-то чужая – не твоя – музыка с чьей-то чужой поэзией. И ты полагаешь, что способна делать голограммы не хуже меня?
– Вполне, – ответила Милена.
И речь, которая сложилась у нее в голове заранее, прозвучала настолько естественно, как будто уже произносилась в стенах этой комнаты множество раз.
– Это не я, а ты не можешь без меня обходиться, Троун. Пока не подвернулась я, работать с тобой не соглашался никто. Ты вообще можешь себя представить в роли режиссера? Руководить, во все вникая, сорока, пятьюдесятью людьми? Не метаться во все стороны, не закатывать слезливые истерики, не разыгрывать все эти твои «штучки», как ты их называешь, а работать. Это раз. К тому же, Троун, у тебя скудное визуальное воображение. Пусть это звучит странно, но ты способна лишь дублировать то, что находится непосредственно перед тобой. Когда же ты начинаешь преобразование с нуля, образы у тебя выходят смазанными. Толл Баррет с тобой работать бы не стал, Троун. Так с какой стати я должна быть лучше, чем он?
Троун что-то прикидывала в уме, якобы с отсутствующим видом.
– Так. Значит, ты собираешься взять мои идеи и выставить их напоказ черт знает в каком виде перед широкой зрительской аудиторией. Так, что ли? А не подло ли это?
– Нет. Я просто избавляюсь от по-настоящему ненадежного человека, который ставит под угрозу весь проект, приготовленный для широкой зрительской аудитории.
– То есть избавляешься от
«Надо же, блефует в глаза и сама тому верит. Потрясающе».
– Я не знаю, о чем думает Чарльз Шир. Да и ты этого тоже не знаешь.
«Ты должна быть сильнее, – напомнила себе Милена. – Я больше не должна переживать от мысли, что причиняю ей боль. Если причиняю, значит, она это заслужила. Приходится сбивать с нее спесь – значит, так надо».
– Но мне известно, – продолжала она, – что Шира вообще особо не впечатляют ни «Крабы», ни вообще все, что выходит за пределы сценических подмостков. Поэтому я выхожу за пределы и того и другого. Потому что это не должно быть – и не будет – халтурой. А ты ни на что, кроме нее, не способна.
«Вот, – отметила Милена удовлетворенно. – Так бы поступила Ролфа. Я здесь даже не в счет, у меня бы не получилось. Троун, тебе этого проекта не оседлать. Сама видишь».
– Почему ты со мной так жестока? – воскликнула Троун уязвленно. – Я с тобой работаю. Отдаю тебе все, что в моих силах. Даже если это было халтурой, то только потому, что именно она была на тот момент востребована.
И Троун вдруг запела, запела хорошо – во всяком случае, насколько позволял ее голос. Вступление к «Аду». Пела она истово, с чувством – уж к этому никаких претензий не было.
– Эта музыка сказочно красива, – с убеждением сказала она. – Я знаю, что именно нам нужно сделать с «Комедией». Ты не можешь отрезать меня от проекта сейчас, когда мы наконец-то на подступах к чему-то действительно значимому.
– Ты же сама только что сказала, что я без тебя шага ступить не могу.
Троун нетерпеливо тряхнула гривой, словно отмахиваясь: «Не об этом разговор».
– Вот и я про то: кто в театре может обходиться друг без друга? Ты же меня знаешь. Со мной действительно иногда такое случается: то скажу, то сделаю невпопад. Хи-хи. – Игриво засмеявшись, она пожала плечами.
«Нет. В том-то и дело, что ты стремишься всех под себя подминать и во всем единолично господствовать. А если не получается, то ты от этого приходишь в ужас. Ты жить не можешь, если не властвуешь».
– Да ладно тебе! Кто старое помянет, тому глаз вон. Ты знаешь меня, я тебя. Ты – стержень, сильная натура. А я – с прибабахом, с дикими выходками. Ну и что с того? Ерунда это все. – Троун кокетливо изогнулась, полагая, что подобный жест не лишен обаяния. Но вышло наоборот: он лишь подчеркнул ее гневную взвинченность и алчность. – Все равно ты будешь гнуть свое. Впервой тебе, что ли? – Снова хихикнув, она компанейски подмигнула.
«Не впервой. Да и вправду: постановкой больше, постановкой меньше». – Милена почувствовала, что невольно начинает смягчаться.
За окном на реке отражались текучие, переливчатые блики электрического света. Сейчас бы сюда лампу – огромную, электрическую, яркую-преяркую. Так вдруг захотелось света. Прочь куда-нибудь из этой полутемной каморки; в какое-нибудь просторное, полное воздуха и света место. И чтобы там не было Троун.
– Скажу просто: мне надоело
– Но ведь я же не просто техник, верно? – сменила тактику Троун. Встав, она со скорбной улыбкой молитвенно сложила руки; эдакий ангелочек. – Между прочим, у меня свой собственный подход к Данте. Между прочим, я и сама готова заняться режиссурой. Мне тоже надоело быть на взводе. А амбиций у меня не меньше твоего. Ты пока срежиссировала только один большой кусок. И то плохо. А я и сама могу
