– Жуть, правда? – спросила Сцилла.
– Я сейчас только видела человека, который стал собакой, – поведала ей Милена. – Он уже замерзал. И что ты думаешь? Хоть бы кто ухом повел! Только Жужелицы его и подобрали. Если б не они, его бы не спасти: всем остальным все равно. – Она секунду помолчала. – И знаешь? Один из них – наш Билли.
– Для тебя это все еще в диковинку, да? – спросила Сцилла, сочувственно гладя ее по руке.
Они сели за столик.
– Да нет. Ощущение такое, что так было всегда. Лично меня это чувство никогда не покидало.
– Помнишь, ты все подряд кипятила? – улыбнулась Сцилла. – Все мои вилки с ножиками расплавила. Я думала, ты вообще чокнутая.
При этом Сцилла, потянувшись, машинально отщипнула у Милены часть порции и переложила себе на тарелку – печальная привычка со времен Детского сада. Милена при виде этого посягательства тихонько улыбнулась.
– Или, помнишь, – продолжала Сцилла, – ты как-то решила прошпарить ночью сиденье у унитаза, а мы специально спрятались, чтобы тебя на этом подловить? Ты, такая, стоишь с чайником – над унитазом пар идет – и говоришь: «Ой, а я просто решила себе чашечку чая сделать»!
– А ты тогда: «Да, неслабая чашечка!»
Обе прыснули со смеху. Теперь их можно было назвать подругами. Хотя отношения у них в свое время сложились не сразу. У Милены никогда не получалось сходиться с людьми легко; все складывалось постепенно. Она знала, что Сцилла относится к ней с уважением, причем уважение это строится не на пустом месте. «Любишь ты все же, чтоб тебя нет-нет да и похвалили». А что делать: еще одна привычка со времен Детсада.
– Расскажи мне о космосе, – попросила Сцилла, резко меняя тему разговора.
И тут обе почувствовали, как вокруг все разом смолкли. Милена уже не была режиссером какого-то там заштатного театра. Она была Ма, осыпавшая мир цветами; главный постановщик «Божественной комедии». Звездой – ее Вергилием – была и Сцилла. Таращиться или просить автографы завсегдатаям кафе «Зоосад» мешала лишь вежливость (ну, и немножко гордость). Но уважительная тишина – неосознанное проявление древней, животной иерархии (не зря же они все работали в Зверинце!) – воцарилась немедленно.
– Ну что ж, – помолчав, сказала Милена. – Земля из космоса выглядит красиво, величаво. Горы поначалу смотрятся как смятая бумага, но чем дольше на них смотришь, тем больше в них проявляется деталей. Можно буквально угадать, какое сверху до них расстояние. Эти огромные, неохватные просторы, которые перед тобой как на ладони. И ты падаешь. Знаешь, что пребываешь в вечном падении – и ты и Земля. Вот перед тобой горизонт, и ты видишь границу атмосферы. Такое неизъяснимо красивое, прозрачно-синее покрывало.
Похоже, что Сцилла воспринимала весь этот рассказ как неоценимый подарок – а уж на публике тем более. Еще бы: вот она, звезда, Бестия, в самом центре, а все вокруг подобострастно притихли – ну не восторг ли! Эту почти детскую слабость Милена ей не просто прощала – в сущности, она была одной из причин, вызывавших у Милены симпатию.
– А голограммы? – с умоляющим видом спрашивала Сцилла. – Расскажи что-нибудь о голограммах! Тут у нас, например, стоял полдень. Небо низкое, в тучах. И вдруг, ни с того ни с сего, – цветы, дождем! И эта дивная музыка! Всюду, всюду в воздухе!
– Там есть такое создание, называется Ангел. Он сработал своего рода линзой. Причем представился мне как Боб. И сказал, что сам тоже из Лондона. – Милена чуть напряглась в предвкушении того, что ей сейчас предстояло сообщить. – И он же сказал, что мне следует выйти замуж.
Сцилла, перестав колупать ложечкой пирожное Милены, замерла.
– Что, замуж?
– Замуж так замуж, – ответила Милена, многозначительно улыбнувшись Сцилле.
– Аллилуйя!!! – зашлась Сцилла в восторге. – Да ты что, правда?! Ох, Миленка, ну ты даешь! Вот уж выдался денек! – Подавшись вперед, она от души чмокнула подругу в щеку. – Ну так кто же он?
Милена непроизвольно сама начала улыбаться.
– Майк Стоун, – ответила она.
Астронавты повсеместно слыли героями, как летчики-испытатели в старину. Выпускались даже специальные голографические открытки с их портретами. Хорошо известен был и Майк Стоун, но героем почему-то не считался.
Улыбка у Сциллы как-то потускнела, увяла.
– Майк… Стоун? – пролепетала она упавшим голосом. – У-у-у, – протянула Сцилла как-то не совсем весело, даже как будто с жалостью. – Милен. А… а может, не надо? – выдавила она, торопливо проглатывая кусочек пирожного. – Я понимаю: среди всей этой красоты, наедине с мужчиной – неважно каким – под сенью звезд…
Милене не терпелось взглянуть, как отреагирует на ее слова подруга. Она знала: саму-то ее это в любом случае позабавит.
– Да уж, в невесомости и унитаз пьедесталом покажется, – произнесла она с улыбкой.
– Хочешь начистоту? – спросила Сцилла.
– Сцилл, да у тебя иначе и не выходит.
– Тебе нужен настоящий,
– Милена, ты оглядись, приглядись внимательней! Да у тебя теперь все плейбои Зверинца в ногах валяться будут! А ведь они не уступят Майку Стоуну, ни один из них. Лично меня от него просто тошнит. Косноязычный, двух слов связать не может, сидит, будто ему кол в задницу забили. Или пуговицы с ширинки срезали.
– Да, – отметила Милена, – так оно и есть.
Лицо у Сциллы сделалось страдальческим.
– Я знаю, – твердила она, драматично опустив веки, – знаю, что с мужиками тебе не везло. Что они как-то с тобой не очень…
– Вот уж слава богу, – попыталась вставить Милена.
– Но нельзя же вот так, кидаться на первого встречного, слегка обратившего на тебя внимание! Ты, наверное, обижаешься?
«Сцилла, душа моя! Да будь на моем месте кто-нибудь другой, тебе бы уже как следует влетело». Милену сейчас так тянуло расхохотаться, что губы невольно расплылись в широкой улыбке. При этом она лишь покачала головой: дескать, нет, не обижаюсь.
– Так что же ты тогда улыбаешься? – спросила Сцилла опечаленно. – Да, Милена, я понимаю. Ты всегда свою боль прячешь за улыбкой.
Наконец Милена не выдержала и, схватив подругу за руку, рассмеялась.
– Я выхожу за него замуж именно потому, что вообще не хочу выходить ни за кого замуж.
За все это время Милена освоила искусство быть откровенной. Настолько, что даже нельзя толком определить: правду ты говоришь или нет. Или тебе настолько все равно, что «да» и «нет» у тебя неразличимы.
Она поглядела на Сциллу с улыбкой, которой у нее раньше не было: улыбкой закаленного перипетиями человека.
– Выходить замуж я и не собиралась. Вообще. Но Консенсусу понадобилась, видите ли, красивая легенда. Что ж, будет ему легенда. О том, как встретили друг друга двое астронавтов. Роман под звездным куполом.
– Ты жертвуешь ему все лучшее, что у тебя есть, – тихим голосом произнесла Сцилла.
– Все это лучшее я пожертвовала уже давно. Но не ему, – так же откровенно созналась Милена.
– Получается, надежды никакой? – спросила Сцилла. Она оставалась подругой даже тогда, когда это бывало непросто. Неважно, по какой причине.
– Никакой, – покачала головой Милена. – Хотя все равно приятно сознавать, что хоть кто-то об этом
