решено инспектировать по одному кораблю при каждом заходе в Гибралтар. Прежде чем отправиться выполнять свои обязанности, я приказал Аткинсу к трем часам подготовить катер.
И он действительно был готов к указанному времени. Со всех латунных частей соскоблили старую краску, и они засверкали с довоенной яркостью. Переборки и доски настила отдраили до первозданной белизны. Крюки багров на солнце казались золотыми. Кормовые решетчатые люки были задрапированы бело-голубой тканью, а навес украшен бахромой.
Такой прекрасный подарок мне сделала команда, разумеется знавшая обо всех неприятностях. Не знаю, сколько человек здесь работало, но этот катер по праву мог занять место у трапа правого борта флагманского корабля – в нем не было ни единого изъяна. Спускаясь вслед за Чарльзом на катер, я подумал, что вскоре все это может закончиться – развивать эту неприятную мысль не было никакого желания. У штурвала стояла очень знакомая фигура – когда я ступил на палубу, рулевой отдал честь.
– Рулевой, почему вы так одеты?
Главный старшина-рулевой «Горца» был одет в форму старшего матроса.
– Понимаете, сэр, я не мог доверить штурвал этим молодым салажатам. Они же ничего не умеют и обязательно сделают что-нибудь не так. Опыта же нет. Ладно еще, если бы день был обычный, но сегодня мы никак не можем допустить никаких проколов, ведь правда, сэр?
– Вы очень добры, рулевой.
– Баковый гребец у нас сегодня тоже старшина, и в корме старшина, и внизу у машины старшина.
– Вы хотите сказать, что сегодня столовая старшин пуста?
– Совершенно верно, сэр.
– Что ж, надеюсь, вы все придете сегодня в шесть часов ко мне в каюту выпить. А поскольку вы сегодня выдаете себя за других, приводите с собой и настоящую команду катера. Хорошо, поехали, рулевой.
Пересекая гавань, чтобы подойти к причалу яхт-клуба, мы видели, как в этом же направлении идут катера с других кораблей. Некоторые уже высаживали гостей у причала. Катера были разные – хорошие, плохие – в общем, безликие. Мы ожидали своей очереди. Наконец она подошла. Старшины с баграми застыли у борта. Сидя под навесом, я мог разговаривать с рулевым.
– Подойдем с шиком, рулевой?
– Вы сами всегда говорите, сэр, что это опасно.
– Разве?
– Ну да, только не сейчас, сэр.
Капитана и главного старшину-рулевого всегда связывают особые отношения. Именно этот человек занимает место у штурвала в бою и когда корабль входит в порт или покидает его – иными словами, в самые ответственные моменты. Не знаю, что может успокоить более надежно, чем голос проверенного рулевого из голосовой трубы, возвещающий: «Рулевой у штурвала, сэр». Это гарантия надежности. Он – человек, претворяющий твои приказы в жизнь, в некотором роде продолжение тебя.
Трижды прозвучал гонг в машинном отделении. Винт бешено завертелся в обратном направлении, вспенив воду за кормой. Еще один звук гонга – и винт замер. Катер слегка покачивался, подталкиваемый попутным потоком. Два багра синхронно опустились, поймав рым-болты на причале. Я спрыгнул на берег, Чарльз последовал за мной.
– Спасибо, рулевой, прекрасная работа. Подождите немного, я вернусь примерно через час.
За нашим прибытием наблюдало множество глаз. Не осталось без внимания и то, как лихо катер отработал назад и отошел от причала.
Нам навстречу уже спешил коммандер Г. О. Симондс, бывший ранее противолодочным офицером у Говарда-Джонстона на «Малколме».
– Это было достойно выходца из группы В-12, но ради бога, будь осторожен. Штабисты мечтают расстрелять тебя, но не знают, как это сделать.
– Они решили доверить это дело Максу Хортону – отдадут винтовку ему.
Оставалось только одно воскресенье перед уходом из Гибралтара, и я считал, что все неприятности закончились. Утром после обычного построения я вернулся на корабль, оставив старшего помощника подготовить людей для похода в церковь. На площади перед собором они должны были пройти строем перед адмиралом, который вместе с капитаном (Э) и офицерами штаба «принимал парад». Капитаны с других кораблей тоже были обязаны присутствовать, и капитаны кораблей нашей группы собирались пересечь гавань на катере «Горца», чтобы избежать довольно долгой и утомительной прогулки по берегу. Неожиданно я услышал, как Аткинс сбежал по трапу и устремился в свою каюту. Я поспешил за ним.
– Что случилось, номер один?
– Споткнулся, черт побери, и приземлился прямо в лужу нефти. Придется поменять шорты, носки и туфли, сэр.
– Хорошо, я отправлю людей, потом догоните.
Я снова спустился на причал и приказал группе моряков, стоявших ближе всех к дороге: «Налево – шагом марш!» Они удалились. Вернувшись к борту корабля, я увидел, что с трапа сбегает Аткинс. Он обеспокоенно огляделся и воскликнул:
– Сэр, вы отправили не тех! Мы должны послать только сорок человек, а в той группе не меньше ста пятидесяти и в ней есть римские католики, иудеи – в общем, все!
– Все равно поздно что-то менять. Вам и так придется изрядно попотеть, чтобы их догнать.
Мы погрузились на катер и поспешили на свою стратегическую позицию перед собором. По дороге уже маршировали группы моряков с разных кораблей. Первые колонны были небольшими – по два-три десятка человек. Затем шли матросы с эсминцев – в каждой колонне было сорок человек. Люди с «Горца» шли последними. Судя по всему, они были в полном восторге от происшедшей путаницы. Они шли идеальным строем, чеканя шаг, – на их фоне все остальные выглядели просто толпой разгильдяев. Единственный минус заключался в том, что людей с «Горца» было в четыре раза больше, чем было необходимо. Капитан (Э) обернулся ко мне – на его физиономии легко читалось жгучее любопытство.
– У вас чертовски много народу ходит в церковь!
Мне потребовалось собрать в кулак всю свою волю, чтобы удержаться от смеха и сохранить подобающее случаю выражение лица.
– Да, сэр. У нас очень религиозная команда.
Как позже заметил капитан одного из корветов, капитан (Э) выглядел так, словно пережил подводный взрыв.
Итак, моряки «Горца» строем проследовали в церковь – верующие и неверующие вместе. Но всем не хватило места. Колонна остановилась – половина внутри, половина снаружи, пока перепуганные церковные служки суетились в поисках стульев.
Между прочим, говоря о религиозности команды, я почти не кривил душой. В первое воскресенье в море ко мне пришел старпом и предложил провести богослужение. До этого мне не приходилось бывать на кораблях, где было бы необходимое помещение и соответствующая атмосфера, и, кроме того, я был твердо убежден, что такие мероприятия должны посещаться добровольно. Поэтому я ответил Аткинсу, что можно попробовать, но люди должны знать: присутствие обязательным не является. Спустя полчаса на жилой палубе «воздвигли» церковь. Спустившись вниз, я был чрезвычайно удивлен, что практически все члены команды, свободные от вахты, явились. Мероприятие получилось столь успешным, что в следующее воскресенье мы привлекли к делу самодеятельный хор, и с тех пор чаще всего во время «собачьих вахт» на корабле можно было услышать пение – это хор разучивал гимны к очередному воскресному богослужению.
Когда в понедельник утром мы вышли в море, я с облегчением вздохнул. Но мы еще не покончили с Гибралтаром, как и он с нами. Мы не провели в море и часа, когда вышел из строя гирокомпас и пришлось возвращаться в порт для ремонта. Причем мы вернулись раньше, чем с сигнальной башни принесли наше сообщение о случившемся. Не ожидая разрешения на швартовку, мы подошли к причалу, причем так быстро, что из офиса капитана (Э) высыпали люди, чтобы не пропустить крушение. К тому времени, как на борт прибыл штабной офицер выяснить, что случилось, я уже был на берегу, пытаясь связаться по телефону с ремонтниками. Через два часа мы снова вышли из порта и догнали в море конвой. На полпути к дому мы получили приказ конвою войти в пролив Святого Георга с юго-запада, а не обходить вокруг Ирландии с севера. Брест пал, и в Бискайском заливе можно было больше не опасаться появления
