подводных лодок. По прибытии в Лондондерри я почему-то вовсе не удивился, получив срочный вызов к командующему. В ту же ночь я уехал в Ливерпуль.
Сначала я зашел к начальнику штаба. Он поднял глаза от бумаг и изрек:
– Вас хочет видеть командующий.
Именно этого я и опасался. Чуть позже я вошел в приемную, и секретарь мне радостно объявил:
– Входите и подождите немного, вас хочет видеть адмирал.
Могли бы сказать что-нибудь новенькое! Из кабинета адмирала вышла его помощница – очаровательная дама, офицер женской вспомогательной службы. Улыбнувшись, она сказала:
– Адмирал хочет…
– Да знаю я, знаю! – взорвался я. – Адмирал хочет меня видеть. Мне очень хочется сбежать домой к маме. Мне не нравится ваша школа. Пусть лучше мама меня отшлепает.
– Что с вами?
– А то вы не знаете…
– Дело не во мне, а вот Макс действительно знает все. Заходите, ваша очередь.
И я предстал пред высочайшие очи.
– Райнер, немецкие подводные лодки начали появляться возле наших берегов. Корветы класса «Касл» уже неоднократно выходили в море с разными группами и, я думаю, теперь являются вполне боеспособными, эффективными кораблями. Я объединяю шесть единиц в группу поддержки – 30-ю. И хочу, чтобы вы стали в ней старшим офицером… Что это с вами?
– По поводу этого письма, сэр… которое вам прислал командующий из Гибралтара. Он направил мне копию.
Командующий испытующе, без улыбки посмотрел мне в глаза – его взгляд проникал прямо в душу.
– Ах, это… На такие вещи я не обращаю внимания. Так о чем это я? И извольте меня больше не перебивать. – Сделав короткую паузу, он продолжил: – Это самые лучшие противолодочные корабли из всех, что мы сейчас имеем. На них есть все – «сквид», новый радар, новый асдик, специальный эхолот и новая радионавигационная система, с помощью которой можно определять свое местонахождение днем и ночью с точностью до 50 ярдов.
Я больше не волновался относительно собственной судьбы, поэтому сразу же насторожился, предчувствуя ловушку.
– Кораблем старшего офицера останется «Горец»?
– Нет, – отрезал адмирал. Он уже открыл рот, явно намереваясь сказать что-то резкое, но, видя мой искренний ужас, промолчал.
– Я бы предпочел остаться на «Горце».
– У вас с головой все нормально? – взорвался адмирал. – Это самые лучшие противолодочные корабли в мире!
– Но я люблю свой корабль.
Он смотрел на меня с неприкрытой злостью, но неожиданно его лицо смягчилось и я увидел Макса Хортона, о существовании которого даже не подозревал, – мудрого, доброго, понимающего. Я уже упоминал, что совершенно случайно нашел ключик к этому великому человеку. Он жил ради того, чему дал жизнь сам. Как бы там ни было, он понимал мое нежелание покидать эсминец.
– Не затрудняйте мне жизнь, Райнер. Вам придется уйти. – Думаю, таким тоном отцы беседуют с неразумными детьми.
– Да, сэр. Спасибо, сэр.
– Желаю удачи. Дайте мне знать, когда группа будет готова к выходу в море. Вы мне очень нужны.
Попрощавшись, я направился к двери. На полпути адмирал меня окликнул:
– Райнер, вечеринка-то удалась?
– Еще как удалась, сэр.
В глазах Хортона засверкали озорные огоньки.
Я вернулся в Лондондерри и зашел к коммодору (Э).
– Значит, вы покидаете «Горец» и принимаете группу?
– Да, сэр. Мне даже думать об этом не хочется, но похоже, все уже решено.
– А по моему мнению, вам просто повезло, что не надо возвращаться в Гибралтар. Я недавно получил письмо от капитана (Э).
– От капитана (Э)? – воскликнул я. – Впрочем, да, у вас же была копия письма адмиралу.
– Копия у меня есть тоже. Но капитан (Э) написал еще и лично мне – там речь идет о том, что вы вошли в гавань со скоростью 12 узлов…
– Но это же неправда, сэр! – от души возмутился я.
– С какой же скоростью вы шли?
– 140 оборотов, значит, 15 узлов.
– Ну вот, значит, вы хорошо понимаете, что я имею в виду. В Гибралтаре для вас стало слишком жарко. Отдохните недельку, а потом собирайте группу. Кстати, возможно, вам будет приятно узнать, что командующий рекомендовал вас на присвоение статуса соответствия коммандера. Вы станете первым офицером добровольческого резерва, получившим его.
Ранее я лишился своего статуса, поскольку логично иметь соответствие чину, который имеешь в настоящий момент.
На «Горце» мне устроили торжественные, можно сказать пышные, проводы. Когда на причал выехало такси, оно оказалось оборудовано тросами для буксировки. Половина команды тянула такси по главной улице Лондондерри, а другая половина бежала следом. Этот момент можно было бы назвать самым счастливым в моей жизни, если бы он не стал самым печальным.
Глава 10
«ПИВЕНСИ-КАСЛ» И СТАРШИЙ ОФИЦЕР 30-Й ЭСКОРТНОЙ ГРУППЫ
Оставив «Горец», я уже больше никогда не был счастлив в море. Я отдал этому кораблю все, и первое впечатление от 30-й эскортной группы нисколько не уменьшило глубокую грусть от расставания с моим любимым эсминцем. На трех эсминцах, на которых я служил, большую часть команд составляли старослужащие. На «Лох-Тулле» были в основном резервисты, а на «Вербене» – половина резервистов и половина старослужащих.
В 30-й эскортной группе служили люди, пришедшие на флот уже во время войны. Про офицеров я могу сказать только одно: ни рыба ни мясо. Став наследниками нерушимых традиций флота Западных Подходов, они разительно отличались от своих предшественников – у них было другое прошлое, другие взгляды, другая подготовка. При этом я не хочу сказать, что они были неумелыми – вовсе нет. Просто они были детьми другого века – века радаров. Только познакомившись со своими новыми командирами, я понял, насколько все мы изменились за пять лет войны. Новые капитаны по сравнению с командовавшими кораблями в первых эскортных группах были моложе лет на двадцать. Они вообще были молодыми и почти одногодками – самого старшего от самого младшего отделяло не больше двух лет. Страна взвалила тяжелейшую ответственность на их плечи, еще недостаточно окрепшие, чтобы выдержать такую ношу. Они старались быть чрезвычайно серьезными и проявляли повышенное беспокойство к таким мелочам, как заполнение отчетных форм. В какой-то степени это было оправдано. На этой стадии войны длинные щупальца бюрократии уже проникли и на передовую, и количество заполняемых на каждом корабле бумаг от месяца к месяцу неуклонно увеличивалось. Больше нельзя было привести в порт поврежденный непогодой корабль и списать на погоду заодно и другие неполадки, а нехватку рома нельзя было объяснить как раньше – «отдан уцелевшим при крушении морякам». В первые годы войны, теперь кажущиеся такими далекими, на одном из наших корветов таким образом списали десять куда-то подевавшихся галлонов, которые позже обнаружили складированными под бухтами буксирного троса. Поскольку вновь внести их в отчетность было невозможно, пришлось разделить это внезапно обретенное количество рома между кораблями группы.
В 1941 году мы ходили с красными от соленой воды и хронического недосыпания глазами, но никогда не упускали возможности посмеяться. Это время кануло в Лету. Не приходилось сомневаться, что новые люди на новых кораблях уже не будут обмениваться сигналами, заставлявшими нас когда-то покатываться со смеху. Помню, как-то раз в Атлантике во время нешуточного волнения один из корветов приблизился к