Кивернево — деревня небольшая. Главная улица — дорога из Порхова на Остров. Окрест поля да кустарник. Домик Федоровых стоял в центре деревни. Его посетителей могли видеть десятки глаз. Среди них и глаза предателя-соглядатая. Запутряев решил выходить из подвала только ночью, притом в случае крайней необходимости.
Мартовский снежок не лежок. Но в тот год метель не раз натужно гудела в печных трубах в марте. В апреле весна одержала верх. Лес огласился тетеревиными песнями и кукованием ошалевшей кукушки. До Анатолия эти звуки не долетали. В подвале было темно, сыро, холодно. Под ногами беспрерывно шастали крысы, а наверху по утрам зло бубнил Арся (такую кличку дали односельчане Федоровых старосте), ругая племянниц за частые отлучки.
Сто двадцать суток провел в добровольном заточении Запутряев. И каждый третий день в эфир летели его позывные: «Я — ВРК… Я — ВРК…»
Сведения, передаваемые разведгруппой в штаб фронта, были самые разнообразные, касались они главным образом вражеских частей, направлявшихся в сторону Ленинграда. Сестры (не без помощи дяди) устроились работать на очистку дороги от снега. Тут только замечай да подсчитывай, — войска шли густо.
Как-то в апреле Надя с возмущением рассказывала:
— Пристает ко мне обер один. Из Славковичей. По-русски говорит вполне прилично. Каждый раз, когда появляюсь в поселке, липнет. Гусь какой-то штабной.
— Подожди, подожди, — заинтересовался Анатолий, — ведь в Славковичах раньше никакого штаба не было. Ну, а влюбчивый обер-лейтенант — не так уж и плохо.
— Кому как, — рассердилась Надя, — а мне…
— А тебе, — продолжил Запутряев, — надлежит с офицером почаще встречаться. Это — приказ. Но будь осторожна. Помнишь, майор учил: «Не расслабляйте себя, даже когда хорошо знаете, что опасности нет рядом. Разведчик все время ходит по краю обрыва. Даже во сне…»
В Славковичах, оказывается, действительно разместился штаб механизированного корпуса гитлеровцев. Разместился весьма скрытно. Легковые машины около дома, где находились командование и оперативный отдел, не останавливались. Провода телефонной связи прокладывались ночью и только по земле.
Пять дней штаб жил спокойно в укромном месте. На шестой перестал существовать. Координаты, переданные разведгруппой ВРК, были точны.
Накануне бомбежки «фрейлейн Надя», так «мило сочувствующая новому порядку», узнала от болтливого ухажера маршрут и некоторые другие данные о частях корпуса, направленных под Старую Руссу в распоряжение командующего 16-й немецкой армией.
— Видишь, каким жирным твой гусь оказался, — посмеивался Запутряев над Надей, настраивая радиопередатчик на нужную волну.
Девушка молча светила ему электрическим фонариком и, только когда окончился радиосеанс, тихо проговорила:
— Изнервничалась я до чертиков за эту неделю. А что будет завтра, Толя?
— Завтра будет легкий день, — пообещал Запутряев.
Легкий день? Таких у разведчиков не было, да и быть не могло… В полдень следующего дня Аня и Надя уже шагали к городу Порхову. Центр радировал:
«На ваш участок железной дороги ожидается прибытие эшелона с особым грузом. Уточните местопребывание его, систему охраны».
Они вернулись через сутки, запыленные, усталые. По лихорадочному блеску глаз Нади Запутряев понял: удача! Разведчицы проникли на запасные пути, где стоял эшелон с таинственным грузом. Это были цистерны с горючим и взрывчаткой. На каждые две емкости — часовой. Девушки дважды нарывались на патруль. Аню чуть не подстрелили.
Сведения были настолько важны, что Запутряев решился на немедленную передачу. Через 40 минут после сигнала «Я — ВРК… Я — ВРК…» над Порховом появились советские бомбардировщики. Взрывы слышали и в Киверневе…
Были и другие радостные минуты у отважной тройки. 1 мая они с замиранием сердца слушали приказ Верховного Главнокомандующего. А 20 мая отпраздновали день рождения Анатолия. В полночь Запутряев поднялся в комнату. Плотно завесили окна. Накрыли стол. Зажгли лампу. После скромного угощения пели «Священную войну», «Там, вдали за рекой…» и любимую Анатолия «Вниз по матушке по Волге…».
…В жаркий июльский день сотрудники особого отдела задержали вблизи переднего края заросшего волосами, в рваной одежде, больного человека. Давать показания он отказался, попросил доставить его побыстрее в разведотдел. Через два часа задержанного ввели в кабинет Злочевского.
— Запутряев? Толя! — бросился к нему Злочевский…
Туберкулез лимфатических желез, многочисленные нарывы на теле (жизнь в подвале дала себя знать) приковали Запутряева на три месяца к постели. Вместо него в Кивернево был послан Геннадий Лукин, но он попал в руки врага. Федоровы, прождав определенный срок, решили уйти в партизаны. На партизанских тропах и затерялся их след. Запутряев после лечения был направлен работать на радиоузел Ленинградского штаба партизанского движения.
По полотну железной дороги идет высокая красивая женщина. Идет неторопливо, всматриваясь в наметы снега… Где-то здесь была тропинка, по которой спускалась она тогда с насыпи. «Тогда» — это четверть века назад. А вот и железнодорожный переезд, где задержал их фашистский патруль.
Из будки выходит старик сторож. Спрашивает:
— А ты, красавица, что тут делаешь?
Женщина останавливается. На раскрасневшемся лице добрая, милая улыбка.
— Я тут воевала, дедушка.
— А откеля будешь?
— Сама дновская, а сейчас живу на юге, в городе Краснодаре.
— Ну тогда смотри, — благосклонно разрешает сторож.
— А вы не помните, дедушка, как осенью сорок первого наши летчики здесь склады немецкие разбомбили?
— Как же, дочушка! Помню. Более суток полыхал пожар тогда. Все добро гитлеровцев сгорело. Так им и надо, проклятущим.
Туманятся глаза Тани (да, это она, разведчица группы «01»), что-то вспомнилось дорогое, заветное… Походы, товарищи… Генка Сорокин (сыну ее, Валерию, сейчас столько, сколько тогда было ему), замученный гестаповцами в Пскове, лейтенант Шимчик, погибший в бою в сорок третьем…
Переполненный зал Дновского дома культуры железнодорожников. Торжественное собрание, посвященное 25-летию освобождения района от фашистской оккупации. Оглашается постановление о присвоении звания почетного гражданина города Дно. Из-за стола президиума встают генерал-полковник в отставке Василий Митрофанович Шатилов, чья дивизия освобождала Дно, и старший сержант запаса Татьяна Ивановна Ромашкина (Ланькова) — мужественный боец незримого фронта битвы за Ленинград.
В летние воскресные дни на берегах Селигера, в Осташкове, у памятника-гаубицы героям оборонительных боев можно встретить невысокого седеющего человека. К рубежам, откуда в сорок первом году советские люди гнали прочь войну, главного инспектора по заготовкам сельскохозяйственной продукции Запутряева приводит недремлющая память о днях, когда в эфир летели слова: «Я — ВРК… Я — ВРК…»
Земляки и сослуживцы Анатолия Павловича лишь совсем недавно узнали о его подвиге в тылу врага. Помог в этом полковник в отставке Гавриил Яковлевич Злочевский.
Я разговариваю с Клавдией Ивановной Королевой, ныне Коропаловой. В руках у нее игрушки: очень забавные зайцы, симпатичные жирафы. Они сделаны на Завидовской фабрике игрушек (это в Калининской
