уважать уединение, он за три года написал более 100 стихотворений. Ими восхищались, их переписывали, их заучивали наизусть.

Закончив Лицей, восемнадцатилетний Пушкин со всей страстностью своей влюбчивой натуры окунулся в светскую жизнь. Он сразу стал своим человеком в среде старших писателей. Перед ним открылись двери некоторых великосветских салонов, где охотно принимали веселого кудрявого юношу, блестящего танцора, собеседника, да еще и поэта. Был еще один круг, где Пушкина встречали с восторгом, — его обожала так называемая «золотая молодежь», куда входили главным образом гвардейские офицеры.

Что касается любовных связей, то свои правила чести поэт определил для себя еще в юности. В частности, они предполагали беречь репутацию женщин, за которыми он ухаживал. Даже в те годы, когда молодые люди охотно выбалтывали приятелям свои любовные секреты, открытый и разговорчивый Пушкин умел молчать и окружать свою влюбленность тайной. Эту тайну он позволял себе раскрывать только в стихах.

Сохранились рассказы о том, что в молодости Пушкин был влюблен в жену историка Карамзина Екатерину Андреевну, женщину красивую, умную и обаятельную. И если внимательно проанализировать отношения Пушкина с семьей Карамзиных, то становится очевидным, что поэт был дружен не столько с главой дома, сколько с его женой и падчерицей. Анна Керн, женщина наблюдательная и достаточно объективная, в своих воспоминаниях прямо утверждала, что первой любовью Пушкина была именно Карамзина. Правда, сам поэт подобных свидетельств не оставил.

Женщины вообще занимали огромное место в разнообразной и деятельной жизни Пушкина. Он был прирожденным знатоком «науки сердца нежной». Знал он и тайну власти над женским сердцем:

Мои слова, мои напевы Коварной силой иногда Смирять умели в сердце девы Волненье страха и стыда…

Но вот в стихах 1817–1820 гг. наряду с «бесстыдством желаний» есть беглые намеки на иные переживания:

…Чувство есть другое. Оно и нежит, и томит. В трудах, заботах и в покое Всегда и дремлет, и горит…

По времени этот отрывок можно отнести к княгине Авдотье Ивановне Голицыной, в которую Пушкин влюбился вскоре после выхода из Лицея. Княгиня была очень красива. Память о ее редкой красоте сохранили написанные лучшими художниками портреты и воспоминания современников. С мужем, за которого помимо ее воли она была выдана Павлом I, Голицина разошлась сразу после смерти императора и вела настоящую богемную жизнь. По вечерам в ее доме собирались многочисленные друзья и поклонники, писатели, художники. Очевидно, Пушкин познакомился с Авдотьей Голицыной у Карамзиных. Свидетельством этому может служить письмо историка Вяземскому: «Поэт Пушкин у нас в доме смертельно влюбился в пифию Голицыну и теперь уж проводит у ней вечера…» В то время Пушкину было восемнадцать лет, княгине — тридцать семь, но она была еще в полном расцвете своей «огненной, пленительной, живой» красоты. Трудно сказать, как долго продолжалось это первое светское увлечение Пушкина. Но в письме А. И. Тургенева к Вяземскому, написанном в 1818 г., есть такие строки: «Жаль, что Пушкин уже не влюблен в Голицыну, а то бы передал ее потомству в поэтическом свете…»

Вероятно, за три года петербургской жизни между окончанием Лицея и ссылкой на юг не одна только Голицына волновала Пушкина. Но никакого другого имени не сохранили нам ни его стихи, ни память современников. В годы своей ранней, буйной молодости он больше кутил, чем любил. А от «златом купленного восторга» вдохновение не рождалось.

Между тем слава Пушкина как поэта удивительно быстро распространилась по всей России. «Не было живого человека, который бы не знал его стихов», — свидетельствовал и Пущин. Но росло и раздражение, особенно против его политических эпиграмм. Опьяненный веселым хаосом петербургской жизни, вином, женщинами, славой своих дерзких стихов, молодой поэт даже не почувствовал, что уже приближался час горького отрезвления, следствием которого стала первая ссылка. Поводом для нее послужили, по словам императора Александра I, «возмутительные стихи, которыми Пушкин наводнил всю Россию». Поэту угрожала ссылка в Сибирь или водворение на покаяние в Соловецкий монастырь. От Сибири его спасло заступничество влиятельных друзей. Дело ограничилось переводом коллежского секретаря Пушкина из Петербурга в канцелярию генерала Инзова, попечителя Южного края.

В Екатеринослав, бывший в то время далекой южной окраиной, Александр Сергеевич прибыл в июне 1820 г. Правда, в этом городе он долго не задержался. Генерал Раевский, который вместе с дочерьми и сыном проезжал через него, направляясь на Кавказ, а затем в Крым, предложил опальному поэту присоединиться к ним. Что тот и сделал с превеликим удовольствием.

Конечно же, влюбчивый Пушкин не мог не обратить внимание на очаровательных сестер Раевских и увлекался всеми ими по очереди. Их было четыре — две младшие, Мария и Софья, и старшие — Екатерина и Елена. Елене Раевской исполнилось тогда 17 лет. Высокая, грациозная, с прекрасными голубыми глазами, она была хрупкой и болезненной, что, впрочем, не помешало ей пережить поэта. Возможно, именно ей Пушкин посвятил написанное в Гурзуфе стихотворение:

Увы! Зачем она блистает Минутной, нежной красотой? Она приметно увядает Во цвете юности живой…

Но не Елена зажгла в поэте таинственную и нежную любовь. Старшая Раевская, Екатерина, заняла в воображении Пушкина гораздо более значительное место. Она была умна, имела независимый характер, умела подчинять себе людей. Друзья прозвали ее Марфой Посадницей. По-видимому, ее имел в виду Пушкин, создавая свою гордую и властную Марину Мнишек.

И все же первой южной любовью поэта биографы считают Марию Раевскую. Много лет спустя в своих воспоминаниях Мария Николаевна писала: «Как поэт, он считал своим долгом быть влюбленным во всех хорошеньких женщин и молодых девушек». Сама того не подозревая, княгиня М. Н. Волконская- Раевская этим высказыванием подкрепила слова самого Пушкина: «Я был влюблен в большей или меньшей степени во всех хорошеньких женщин, которых знал».

Но при всей сдержанности в записках Волконской-Раевской звучит уверенность, что в то крымское лето Пушкин увлекся именно ею. Она отметила, что ей посвящены строки прелестной элегии «Я помню море пред грозою». Впрочем, тут же, точно спохватившись, Мария Николаевна написала мудрые слова: «В сущности, он обожал только свою музу и поэтизировал все, что видел».

Раевская была права: любовная лирика Пушкина полна непосредственности и всегда предполагает предмет обожания. Пушкин не мог не петь о любви, но имена возлюбленных таил с ревнивым лукавством нежного любовника и горделивой сдержанностью рыцаря.

Почти полгода Пушкин провел с Раевскими. Расстался он с ними в конце 1820 г. и тогда же прибыл в Кишинев в распоряжение попечителя колонистов Новороссийского края и Бессарабии генерал-лейтенанта И.

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату