Прости меня.
— Тебе не за что просить прощения, любовь моя.
— Не бросай меня, — дрожащим голосом сказал он.
— Я никогда тебя не брошу, — прошептала Луиза и положила голову ему на колени. Смятое завещание валялось на полу. Она не стала его поднимать.
В тот вечер, когда на Вайоминг обрушилась снежная буря, Дэвид и Сейдж нашли пристанище в заброшенном деревянном строении, которое когда-то использовалось для фенологических наблюдений, примерно в восьмидесяти километрах от ранчо Такеров. Влажный снег, налипший снаружи на стены, законопатил щели, и внутри было относительно тепло.
Как в эскимосском иглу, подумала Сейдж, просунув палец в дырку от выпавшего сучка и нащупав за тонкой доской слой снега. Собаки и котята устроились возле нее. Дэвид разводил огонь в пузатой чугунной печке.
— Пора ужинать, — наконец сказала она.
— Знаю. Как насчет ростбифа с картофельным пюре?
— Я бы предпочла омара и картошку-фри, — засмеялась Сейдж. Дэвид стал кормить животных, а она достала пачку кукурузных хлопьев, которую они прихватили в придорожном кафе. Усевшись поближе к печке, они поели.
Дожевав хлопья, Дэвид вынул из рюкзака ручку и стал рисовать на тыльной стороне ладони сначала крошечные перья, а затем — точки и кружки. Сейдж сидела рядом и смотрела. В печке уютно потрескивали угольки.
— Круг, — объяснил Дэвид, — защищает точку. — Затем, прочертив еще один круг, побольше, добавил: — А второй круг защищает первый круг.
— Тебе нравится защищать, — сказала она.
— Кто-то же должен это делать.
— А кого первого ты защитил? Человека?
— Собаку. Ее звали Тельма. Я защитил ее от своего отца.
— Ты говоришь о нем так, словно он тебе вовсе не отец.
— Так и есть. Меня усыновили.
Сейдж попыталась представить, каково это — быть приемным ребенком.
— Но ведь когда люди берут тебя в свою семью, они тебе как настоящие родители.
— Считается, что да.
— А на самом деле?
— Чего тут обсуждать, если и над родными детьми родители часто измываются.
Сейдж подумала о том, что видела в собачьем питомнике. Ей тогда стало понятно, что и татуировки Дэвида, и его стремление спасать животных как-то связаны с его собственной жизнью. Он же говорил, его родители тоже разводят собак.
— Что они с тобой делали?
Дэвид пожал плечами, продолжая сосредоточенно рисовать круги, затем спросил:
— Ты что, хочешь отдать ребенка на усыновление?
Она погладила живот. Ей всего шестнадцать, у нее нет ни денег, ни работы, но она знала, что ни за что на свете не отдаст своего ребенка.
— Нет. Не хочу.
Дэвид нахмурился, но кивнул с явным одобрением. Потом засучил левую штанину, приспустил носок и нарисовал на ноге одну над другой три волнистые линии.
— Река, — сказал он.
— При чем тут река?
— Рядом с нашим домом текла река. Я делал из деревяшек лодки и представлял себе, как поплыву к своей настоящей семье.
— К тем людям, которые от тебя отказались?
— Я по ним скучаю, — продолжал он, словно не слышал ее вопроса. — Я их совсем не знаю и тем не менее скучаю по ним. — Он вдруг затряс головой и засмеялся как сумасшедший. — Тебе этого не понять. У тебя замечательные родители, которые живут в разных местах. Только если они такие прекрасные, почему им не живется под одной крышей?
— Потому что мой брат пропал, — сказала Сейдж. — Это было для них слишком тяжелым ударом, и они больше не могли быть вместе.
— У тебя пропал брат?
— Да. Мы с ним близнецы. Нам тогда было по три года. Его звали Джейк. Я хорошо знаю, что такое тосковать по родному человеку.
— Тебе его очень не хватало?
— У меня было такое чувство, как будто от меня отрезали половину.
— Отрезали половину… — повторил Дэвид.
— А где жили твои настоящие родители? — спросила Сейдж. — В Вайоминге?
— Наверное. Мои приемные родители из своего штата почти не выезжали. — Дэвид смотрел на огонь. — Отрезали половину… Я понимаю, что ты имеешь в виду. Когда скучаешь о ком-то так сильно, что вся жизнь идет наперекосяк. Посмотри на Петал с ее игрушкой. Она так тосковала по своим щенкам, что совсем свихнулась.
— Ты считаешь, Петал свихнулась?
— Наполовину. Как я.
Он подложил в печку несколько поленьев.
— Как ты думаешь, куда подевался твой брат?
— Не знаю. — У Сейдж мурашки побежали по коже. — В землю.
— А может, спрятался в пещере?
Ока вскинула голову:
— Почему ты сказал про пещеру?
Дэвид пожал плечами:
— В горах полно пещер. Может, он заполз в одну из них. Я сам однажды в пещеру провалился. С тех пор у меня вот это. — Откинув со лба волосы, он показал тонкий белый шрам.
— Сколько тебе тогда было лет?
— Года четыре или пять.
Сейдж закрыла глаза. Ужасно. Любопытный сорванец забегает в таинственную пещеру и проваливается в яму.
— Кто тебя спас? — Она погладила лежавшую рядом Петал.
— Мой дядя. То есть брат моей приемной матери.
— Хорошо, что он оказался поблизости, — сказала Сейдж.
— Да. Он вообще довольно хороший человек. Как-то отец пытался заставить меня зарубить только что родившихся щенков, и дядя ему так врезал, что он упал без сознания.
— Отец заставлял тебя убивать щенков?
— Да. Такая вот у меня семейка. Но дядя совсем другой. Однажды — я сам слышал — он сказал родителям, что если б знал, как они будут со мной обращаться, то не стал бы тогда меня вытаскивать.
— Может, тебе лучше жить у него?
Дэвид пожал плечами:
— Он перестал к нам приезжать. После той ссоры дядя и родители больше не разговаривают.
— Ты должен его найти.
Он нахмурился и снова начал рисовать. Выбрал место на правой руке и нарисовал еще одну сову. Точки, черточки, совы и круги — эти знаки Дэвид, похоже, любил больше всего. Сейдж смотрела на него, прислушиваясь к завыванию ветра за окном.
— В пещере я видел сов. Их желтые глаза следили за мной.
— Тебе было страшно?
