голову:
– Ты! Двойка! Дневник на стол!
Только тут она поняла, что тычет в красавчика Дениса… Меньше всего классной хотелось начинать репрессии с него, но – отступать было нельзя ни при каких условиях. Или они ее боятся, или класс станет неуправляемым.
Класс пока боялся поэтому резко затих. Денис позволил себе только пожать плечом и чуть резче, чем нужно, хлопнуть дневник на учительский стол.
– Злая вы… и слабая, – вдруг сказала Кошка.
Димка никогда не слышал от нее такого тона – спокойного и умиротворенного. Даже Злыдня завертела головой, пытаясь понять, кто с ней разговаривает. Не эта же вечно буянящая девчонка! А Кошка продолжила:
– Вы нас просто боитесь. Вот и отыгрываетесь на тех, кто под руку попался. Нам-то вы ничего не сделаете.
«Сделает, – подумал Димка. – Ох, Кошка, она нам может такого наделать!» Но внешне остался спокойным и подтвердил слова подруги вежливой улыбкой. Злыдня не верила своим глазам. Над ней насмехались! Причем так тонко, что она не понимала, в чем насмешка!
А Кошка ощущала вселенскую безмятежность. Да, конечно, эта выжившая из ума старуха может испортить жизнь. А может, и наоборот, навсегда исчезнуть из Кошкиной биографии. «Точка бифуркации, – подумал примерно о том же Дима. – Сейчас любой камешек может вызвать лавину. И сойти она может по любому склону».
И Дима решился. Он встал и сам понес дневник на стол:
– И мне двойку, – спокойно сказал он, – я ведь тоже смеялся.
Следом подскочила Алена. Она и сама не понимала, зачем это делает, но встала и с милой улыбкой положила свой дневник поверх Димкиного:
– И мне, пожалуйста, двойку.
А за Аленой вскочили подружки:
– Да… И мне, пожалуйста… И мне…
Злыдня растерянно моргала, а стопка дневников на ее столе все росла. Все до единого отметились вежливым: «И мне, пожалуйста, двойку». Это оказалось самым убийственным – вежливость. Наверное, надо было просто наорать на них, швырнуть дневник в лицо и потребовать прекратить бала… Нет, не балаган… а… ералаш! В крайнем случае, отоварить только первых, самых смелых, а над остальными просто посмеяться.
Но Злыдня уже плохо соображала, что делает. Она в ярости ставила и ставила «пары» всем – одну в дневник, другую в журнал…
…На следующем уроке десятый класс, в котором учился Женька, в полном составе попросил «одвоячить» их. За плохое поведение. И следующий класс тоже…
…В этот день Злыдня установила мировой рекорд: 93 двойки в четырех классах.
Елена Ивановна Кочеткова – заслуженный учитель математики с тридцатилетним стажем – пылая праведным гневом, собиралась домой.
Когда к ней в кабинет заглянула какая-то молоденькая учительница (всех их не упомнишь) и попросила зайти к директору, Елена Ивановна только поправила прическу и подкрасила губы. Да, в школе проблема. И эту проблему нужно решить. Им с директором есть о чем поговорить.
Елена Ивановна заперла кабинет и, гордо подняв голову, прошествовала по школьным коридорам. В школе было пусто. Кочеткова любила, когда в школе пусто – никто не мельтешит, не носится под ногами и не мешает разрастающемуся в душе чувству собственности. Это моя школа. Я тут работаю. Я тут хозяйка.
Поколения детей приходили и уходили, а Кочеткова оставалась. Она знала, что за глаза ее зовут «Злыдней», но не сильно переживала по этому поводу. Хороший педагог – строгий педагог. А строгих педагогов современные инфантильные детишки не любят. По мнению Кочетковой поколение выросло совершенно гнилое, гиблое. Нет в них стержня, нет основ, нет фундамента. Один только интернет на уме со всеми вытекающими из него мерзостями.
Кочеткова дошла до директорской двери и, не глядя на секретаршу, вошла в кабинет. Она не привыкла спрашивать разрешения у всяких девиц непотребного вида. В старые времена за такую юбку быстро из школы выгнали бы, пошла бы зарабатывать другим способом.
Директор, Павел Сергеевич, разговаривал по телефону.
При виде Злыдни… то есть Елены Ивановны он поморщился. Ее привычка заходить в кабинет без стука и предупреждения раздражала.
Елена Ивановна по-царски махнула рукой. Она видела, что директор недоволен и прекрасно понимала почему– какой-то навязчивый тип звонит и отвлекает Павла Сергеевича от разговора с ней. У этих молодых совершенно нет чувства такта и чувства меры!
Пока директор договаривал, Елена Ивановна так глубоко погрузилась в изучение шкафа с книгами по педагогике, что чуть не пропустила окончание телефонного разговора. Среагировала уже на обращение к себе.
– Елена Ивановна, я хотел с вами поговорить по поводу сегодняшнего инцидента.
– Да, я с вами согласна, это безобразие, и это нужно немедленно прекращать.
– Елена Ивановна, я надеюсь, вы понимаете, что все двойки, которые вы сегодня поставили, придется убрать?
– Что?!
Кочеткова захлебнулась словами. Уж этого-то она делать точно не собиралась.
– Убрать? – визгливо спросила она. – Павел Сергеевич, вы шутите, я надеюсь?
– Елена Ивановна, вы за сегодня вывели нас, наверное, на последнее место в районе по успеваемости. А нам это абсолютно не нужно. У нас и так проблем по горло.
– Я не буду ничего убирать! – гордо заявила Елена Ивановна. – Я – педагог. А педагог должен быть последовательным. Если мы все начнем передумывать, отменять… Эти дети и так уже разболтаны и разбалованы, они устроили из школы балаг… вертеп с танцульками!
Кочеткова опять перешла на визг.
– Я с этим боролась, борюсь и буду бороться! Я не допущу! Пока я здесь, в школе будет порядок!
Павел Сергеевич молча перебирал бумажки у себя на столе. Когда Кочеткова прервалась, он продолжил.
– Елена Ивановна, сегодняшние двойки из журналов вам придется убрать. Это не обсуждается.
Кочеткова шумно втянула в себя воздух, потом спикировала на стул, схватила ручку, первый попавшийся лист бумаги и стала выводить каллиграфическим почерком: «Прошу уволить меня по собственному желанию…». Закончив, она размашисто расписалась и гордо посмотрела на директора.
– Или они – или я! – сказала учительница и, гордо подняв голову, вышла из кабинета.
«Посмотрим, где он посреди учебного года математика найдет, – шипела она себе под нос. – Прибежит в понедельник, будет уговаривать, упрашивать. А я еще подумаю! Двойки убрать! Распоясались совсем!»
Директор в бессильной злобе смотрел на захлопнувшуюся дверь и думал совершенно непедагогичные вещи.
Злыдня, вылетая из школы, чуть не сшибла Женю, который вернулся за зонтиком. Он успел отскочить, но в самый последний момент. Учительница бешеным метеором пронеслась мимо него с перекошенным лицом и скрылась в направлении автобусной остановки.
Женя помедлил секунду, посмотрел, ни гонится ли за ней кто-нибудь, потом аккуратно вошел в школу.
Зонтик лежал там, где он его и оставил, в коридоре, на подоконнике, напротив учительской.
– Что, опять что-то замышляете?
Женя вздрогнул и оглянулся.
К нему обращалась директорская секретарша, голубоглазая Таня.
– Нет, я просто за зонтиком зашел.
