Мины шлёпались справа, слева. Вот одна упала совсем рядом. Пыль с каски посыпалась за ворот. «В баню бы, соскрести грязь, её на спине уж, наверное, с палец, — подумал Хатиф. И сам себе возразил: — Погоди, сейчас тебе немцы устроят баню!»
Пулемёт снова затрясся, освобождаясь от земли, набросанной минами, и стрелял до тех пор, пока хватило патронов. Потом, как и в бою у Толкачевки, в ход пошли гранаты…
Очнулся Хатиф, чувствуя, что захлёбывается: на него лили воду. Открыл глаза: над ним стоит немецкий солдат с ведром.
— Из какой части? Кто командир?
Хатиф молчал.
Окровавленное, израненное тело Хасанова принесли в Нехаевку. Опять начались допросы, пытки. Пытали так, как это умеют делать только фашисты.
Молчание.
Хатифа сволокли в огород.
— Коммунисты не предают родину!.. Придут наши!.. Отомстят!.. — собрав последние силы, прохрипел он.
К месту казни согнали жителей деревни. Предчувствуя недоброе, люди плакали, закрывали глаза — такое видеть им ещё не приходилось… Фашистский палач топором отсёк голову советскому солдату…
…Фронтовые друзья нашли тело героя. Нашли там же, на огороде. И там же похоронили. Прозвучал прощальный салют.
Спустя месяц, узнав о подвиге Хасанова, командующий 60-й армией генерал-лейтенант Черняховский подписал реляцию на присвоение Хатифу Хасановичу Хасанову посмертно звания Героя Советского Союза. Указ Президиума Верховного Совета СССР от 17 октября 1943 года назвал ещё одного героя нашей страны.
Однополчане Хатифа дошли до берегов Днепра, за неделю в двадцати трёх местах преодолели реку. А 6 ноября над столицей Украины — Киевом взвилось знамя свободы, за которую отдал свою жизнь и Хатиф Хасанов.
Служу Советскому Союзу
Младший сержант Галимкай Абдершин совсем недавно вернулся в свою часть после госпиталя. И, как оказалось, в самый раз: впереди предстояли жаркие дела.
Сейчас он направлялся к командиру полка, потому что солдатское радио донесло: Днепр будут форсировать с ходу. Надо было поговорить с командиром, высказать кое-какие соображения. В первый же день Галимкай узнал, что фашисты здорово укрепили правый берег — понастроили дотов, дзотов. После поражения на Курской дуге они, видимо, надеялись остановить здесь стремительно развивавшееся наступление Красной Армии, возлагали большие надежды на глубокую, полноводную реку. Вот берега её и превратили в настоящий железобетонный щит.
Наши бойцы, прослышав об операции, буквально рвались в реку, словно бегуны, увидевшие близкий финиш. Нет, в таком деле, как переправа, горячку пороть нельзя. Кто, кто, а Галимкай знает, что такое река: слава богу, родился и вырос на Волге, с детства барахтался в воде. Он, конечно, сможет подсказать кое-что полезное командиру. Ведь, что ни говори, Галимкай ещё в школе имел разряд по гребле, а уж о том, что он быстрее всех вскарабкивался на волжские кручи, и говорить нечего.
Советские войска широким фронтом стояли на левом берегу Днепра. 6-й стрелковый полк 180-й дивизии, в котором служил Галимкай, расположился на взгорке, полого спускающемся к реке и сплошь покрытом кустарником. Днепр отсюда как на ладони, можно даже разглядеть сёла и хутора на том берегу. Дальше, где река делает крутой поворот, стоит Киев. Эх, быстрее бы приказ, махнуть на тот берег и гнать поганых фрицев, чтобы и духу их не осталось на нашей земле.
Но Галимкай знает: переправа будет нелёгкой. Стоит сунуться к берегу, как немец начнёт палить из всех стволов, самолёты пустит. Нет, тут надо действовать с умом. У Галимкая есть свои соображения нам этот счёт, и ему не терпится поделиться ими с командиром полка.
Когда ему после завтрака сказали, что надо отнести пакет в штаб, он очень обрадовался подвернувшемуся случаю. Однако командира полка подполковника Шамсутдинова в штабе не оказалось. Хоть бы сказали, когда вернётся. Куда там — военная тайна! Как ни пытался Галимкай узнать эту «тайну», ничего не вышло, он только добился того, что дежурный офицер наорал на него. Офицер отошёл немного лишь тогда, когда Галимкай сказал, что комполка и он — земляки…
Вообще-то говоря, фамилию командира полка он узнал лишь тут, в штабе. Шамсутдинов принял полк, когда Галимкай находился в госпитале. И всё же младший сержант говорил о нём дежурному лейтенанту, как о давно знакомом человеке. И даже, кажется, переборщил, потому что лейтенант предупредил:
— Советую запомнить, младший сержант, наш подполковник — человек строгий, он никому не делает поблажек. Так что смотрите, как бы чего не вышло!
— Ничего не будет. Потому как я не подполковнику служу, товарищ лейтенант, я служу Советскому Союзу,
Галимкай ушёл из штаба с чувством некоторой обиды. Вернулся в свою роту, а комполка, оказывается, давно уж у них! Ходит, знакомится с людьми, интересуется житьём-бытьём, настроением. И совсем он не показался строгим. Наоборот, много смеялся, шутил.
Вечером того же дня началась переправа.
Это была непроглядная ночь 30 сентября. Разыгрался ветер, по реке забарабанил крупный дождь. Казалось, сами силы природы пришли на помощь нашим воинам-освободителям Украины.
Обматывать вёсла тряпками не пришлось, шум ветра и расходившиеся не на шутку волны заглушили все звуки. Первым тронулся взвод Галимкая. Однако и немец не лыком шит: развесил десятки «люстр» — осветительных ракет и, конечно, как только увидел на реке лодки и плоты, ударил из орудий и миномётов.
Галимкай то ли потому, что обладал зычным голосом, то ли потому, что натура его любила противоборствовать всякой стихии, стоял на носу лодки и подавал команды гребцам:
— Раз, раз, раз, раз!
Других команд не требовалось. Гребцы подобрались отменные, работали как хорошо отлаженный механизм. Не обращая внимания на вой снарядов и мин, на вздымаемые справа и слева копны воды, они гребли широко и размеренно. Если накроет прямым попаданием — дело другое. А пока живы и немец бьёт мимо, значит, основная задача — грести как можно быстрее. Грести и грести!
Младший сержант стоит на носу, зорко вглядывается вперёд. Он сейчас словно глаза и уши всех плывущих в этой большой, тяжело гружённой лодке.
— Правее, правее, ребята! Баисов, придержи! Антоша, ты нажимай!
Лодка изменила направление, и в то же мгновение там, где она должна была быть, если бы шла прямо, поднялась гора воды — ударил тяжёлый снаряд. Лодку подбросило, едва не перевернуло. Сколько снарядов и мин взорвалось вокруг неё — никто не считал, сколько прошло времени — никто не знал. Они плыли, казалось, целую вечность… Наконец, ткнулись в берег. Раздалось громкое «ур-ра!».
Ступив на родную землю, бойцы как бы обрели новые силы и бросились в атаку.
Штурмуя крутой берег, многие тут же попадали, чтобы никогда не встать, многие остались лежать ранеными. Рвались гранаты, била артиллерия, над головой ревели самолёты… Дым, огонь, грохот — осенняя украинская ночь превратилась в кромешный ад.
Когда начала заниматься заря, небольшой клочок правобережья Днепра был в руках наших бойцов.
Стали окапываться, закрепляться на отвоёванном плацдарме. За завтраком младшему сержанту Абдершину передали благодарность командира полка. Галимкай улыбнулся и повторил те самые слова, которые только вчера говорил дежурному офицеру.
