— Да.
— И когда же?
— Так ведь это попало на тот день, когда убили Дюмолена.
— Может, теперь вы хотите ему задать какой-либо вопрос? — Рандо с изысканной вежливостью обратился к Маккинсли. — Пожалуйста.
Режиссер озабоченно улыбнулся.
— Если вы позволите…
— Конечно, конечно. Ведь и вы же его вызвали сюда для того, чтобы выяснить кое-что, не правда ли?
Маккинсли кивнул.
— Что вам сказала мадемуазель Луиза однажды, когда поссорилась с мсье Дюмоленом?
Калле заколебался. Он бросил беспокойный взгляд на инспектора, сидевшего напротив.
— Ну, говорите же, — настаивал режиссер, — вы же видите, что инспектор ждет. Это очень важная деталь, мсье Калле!
Калле провел рукой по волосам. Он раздумывал, видно было, что ему тяжело решиться.
— Мы ждем, мсье Калле, — голос Маккинсли звучал бескомпромиссно.
— Она сказала, — Калле уткнулся взглядом в потолок, — что ненавидит его так, что готова убить.
— Спасибо, — сказал режиссер.
В тот же день после полудня инспектор Рандо встретился с комиссаром Лепером. Запершись в кабинете Дюмолена, они часа два вели оживленный разговор. Около семи вечера мадам Гортензия сообщила, что звонит сержант Панье.
Через минуту инспектор Рандо узнал, что кандидат в мэры советник Жан Дюверне мертв. Комиссар доложил инспектору, что Панье предполагает отравление. Оба полицейских немедленно направились в дом Дюверне.
Дом Дюверне размещался по соседству с домом комиссара Лепера. На улице уже собралась толпа, жаждущая выяснений. Когда полицейские проталкивались через толпу, послышались выкрики против партии Пуассиньяка. Комиссар увидел у забора, отделявшего участок Дюверне от его двора, Сильвию с красными пятнами на лице. Он сделал ей знак рукой, чтобы она шла домой.
Около калитки стоял полицейский, он впустил подошедших, вытянувшись в струнку. На пороге дома их ожидал сержант Панье. Он молча проводил обоих в кабинет Дюверне. Советник сидел за столом, положив голову на сгиб руки. Стол был завален старыми газетами, политическими брошюрами, машинописными рукописями. Комната была темной. Окно, завешенное не очень плотно портьерой черного цвета, почти не пропускало света. Инспектор включил бра. Несколько книжных полок, старые портреты на стенах, большая фотография молодой женщины. Рядом с головой Дюверне развернутая бумага, на которой лежала недоеденная трубочка с абрикосовым кремом. Жирный след на бумаге сразу бросался в глаза и ясно указывал, что трубочек было две. Рандо наклонился и понюхал пирожное. Потом он сразу обследовал пепельницу, из которой вытащил затушенный окурок сигареты «Тобакко Рекорд».
Сержант Панье докладывал:
— Полчаса тому назад Котар-старший прибежал в участок и сообщил мне, что Дюверне умер. Я быстро прибежал сюда, чтобы зафиксировать все отпечатки. Потом позвонил мсье комиссару. Я думаю, что здесь мы имеем дело с отравой. Прошу прощения, я слишком разговорился… — сержант Панье вообще-то был неразговорчив.
— Сообщите врачу, — распорядился комиссар.
— А где Котар? — спросил Рандо, внимательно осматривая стол.
— В другой комнате. Я велел ему ждать вашего прихода, — сообщил Панье.
— Пусть войдет.
Сержант вышел и привел Котара-старшего. Тот выглядел потрясенным и с трудом переводил дыхание.
— Садитесь, пожалуйста, — Рандо указал на кресло. — Прошу вас сообщить все, что вы об этом знаете.
— Мы договорились о встрече с мсье Дюверне, — Котар потупил взор, чтобы избежать вида мертвого приятеля. — Мы должны были обсудить возможный ход избирательной кампании. Дверь открыта, я вхожу — и вижу вот это… — Котар закрыл глаза рукой. — Я думал, что он уснул, потому что в последнее время очень уставал, да где там. Он уснул навеки.
— Ну-ну…
— А больше и ничего. Я сообщил в полицию и ничего больше не знаю.
— Когда вы в последний раз встречались с Дюверне?
— До обеда еще. Это было в «Абрикосе».
— Вы можете вспомнить, о чем вы там говорили?
Котар поднял голову, но тотчас же закрыл глаза.
— Я помню.
— Пожалуйста, расскажите.
— Не здесь, не здесь, — Котара била дрожь.
— Ладно, тогда перейдем в другую комнату.
Комиссар Лепер отворил дверь в спальню Дюверне. Там Котар был усажен в кресло, а Рандо встал напротив, опершись спиной о старинный шкаф.
— Я слушаю, — сказал он, подбадривая.
Котар отер лоб носовым платком.
— Мы встретились, как обычно, у Вуазена в компании друзей. Когда разговор зашел о расследовании по делу Дюмолена, Дюверне улыбнулся, я это хорошо помню, и он сказал, что знает, кто убил нашего писателя. Мы были поражены. Несколько минут подряд мы упрашивали его, чтобы он нам рассказал. Но Дюверне ответил, что он сделает это в нужное время и в присутствии властей. Наша команда ликовала. Мы знали, что разгадка Дюверне откроет нам широкую дорогу к месту мэра От-Мюрей. Мы поздравляли Дюверне, который вместе с нами переживал счастливейшие минуты в жизни. Вуазен, Вендо и Матло скрежетали зубами в ярости. Сомнений быть не могло — надежды на выдвижение Пуассиньяка не оставалось. Дюверне оказался не только хорошим политиком, но и детективом. А теперь — что теперь будет?
— А режиссер Маккинсли при этом присутствовал?
— Нет! Но потом он пришел.
— В котором часу это происходило?
— Дюверне ушел около часа дня. Режиссер пришел где-то на полчаса позже.
— Вы рассказали режиссеру о сенсации Дюверне?
— Да ведь никто и не говорил о чем-либо другом.
— Дюверне ел пирожные в кондитерской?
— Нет, он выпил только стакан вина.
— Он забрал пирожные домой?
— Да, он при мне их купил. Две трубочки с кремом. Вот эти две трубочки, — Котар показал на стену, отделяющую спальню от кабинета.
— А режиссер тоже покупал пирожные?
Котар задумался.
— Да, покупал. Тоже две трубочки.
— Он взял их с собой?
— Да. Вуазен завернул ему, и он унес.
— В котором часу он вышел из «Абрикоса»?
— Около двух.
Сержант Панье отворил дверь спальни.
— Доктор Прюден!
Рандо протянул руку Котару.
