Скажи, Жас, как это ты выигрываешь в подборе пятидесяти двух карт?
Засмеялись все, кроме меня.
Давай без паники, девушка. У тебя просто пальцы судорогой свело. Наверное, калия не хватает. Я собрала колоду и выровняла ее.
Так, сосредоточься. Представь себе, что ты только учишься. Как будто рядом с тобой сидит бабуля Мэй и терпеливо отрабатывает каждое движение.
Я смотрела на собственные пальцы, начавшие привычные движения, ставшие для меня бальзамом на раны, редким и драгоценным успокоением разодранной души.
Пальцы перестали работать ровно на шаге три. Как будто получили обширное повреждение мышц, пока я отвернулась.
По крайней мере мои партнеры на этот раз не смеялись. Может быть, увидели выражение моего лица. Я попыталась сделать каменную морду, но внутренняя стерва не позволила мне отрицать ужасную и все более явственную правду. Эта стерва сидела на обычной своей барной табуретке со стаканом виски в руке, поглядывая то и дело на свое отражение, покачивая ногой в черном чулке и заставляя окружающих парней с жадностью смотреть, не полезет ли красная кожаная мини-юбка еще выше.
— Дура ты тупая, — сплюнула она, заправляя выбившийся волос, и серебряные серьги блеснули кинжалами. — Не могу поверить, что
Я посмотрела на карты, разбросанные на ярком тюльпане на ковре, где мы сидели, и возникло чувство, будто их надо обвести меловой линией и с прискорбием сообщить их ближайшим родственникам. Да, приплыла я. Ну и переплет, Господи! Я смотрела на собственные руки, собирающие колоду, и понимала, что никогда мне не утешиться больше тихим шелестом карт, выгнутых идеальным мостиком. И мне очень хотелось плакать.
«Ну-ка, прекратить! — скомандовала я себе. — Панику тоже отставить. Думай».
Никогда бы я не поступилась тихим облегчением, которое мне давал шорох карт. Ни по какой из причин, приведенных внутренней стервой. Должно было быть что-то большее, что-то такое случилось, когда мы с Раулем тащились через игровые площадки Сатаны, а я сейчас не могу вспомнить. Что-то ключевое — но сейчас не время для ответного визита, работа звала. Пора вынюхивать нашего «крота», говорила она, шептала соблазнительней шелеста тузов о двойки. Я еще и не такие потери переживала. И эту переживу. пока у меня есть вот эта моя работа.
Я протянула карты Колу, сидевшему слева от меня.
— Потасуешь за меня?
Потом сложила руки на коленях. Амазонка Грейс, учуяв слабину, прислонилась к стенке и лениво улыбнулась.
— Кошачья точность движений, — протянула она. — Понимаю теперь, почему тебя выбрали на это задание.
Жалко, что предатель не ты. С удовольствием бы разодрала тебя пополам и крысам скормила.
Ответила я не сразу, выдержав паузу и оценив, как отреагируют на мои слова ее товарищи. Наверное, оценят, если я собью с нее спесь.
— Да, мои инструкторы быстро сообразили, что лучше бы научить меня убивать не только руками, но и ногами. Хорошо, что они были так предусмотрительны, правда?
Все засмеялись, отчего Грейс разозлилась, а я успокоилась.
Коул отдал мне колоду, я объявила игру на пяти картах, валеты червей и пик джокеры. Все вступили в игру.
В покере хорошо то, что все время можно смотреть друг на друга орлиным глазом. И даже нужно. Так что целый час мы с Коулом и Бергманом самым бесстыдным образом изучали наши объекты прямо у них на глазах. Джет любит поговорить, и вскоре мы уже знали, что его родители познакомились во Вьетнаме, а сейчас живут в Калифорнии. Старшая сестра преподает в местном колледже скрипку, а младший брат — ударник в рок-ансамбле. Своей суженой он пока не встретил, но как только, так сразу уйдет со службы и откроет пиццерию, потому что «лучше пиццы нет еды во вселенной, вы согласны?». Согласны, куда мы денемся — хлопаем по ладоням с энтузиазмом. Играл Джет агрессивно, выигрывал и проигрывал крупно, блефовал, когда надо было бросать карты. Но в компании с ним не скучно.
Натчез и Бергман, уже преисполнившись взаимной симпатии, нашли еще больше причин для взаимного уважения. Бергман пасовал на шестидесяти процентах сдач, и потому весь обращался в слух, когда Натчез начинал очередную охотничью историю. Очевидно, когда он не плясал на канате, то жил на грани. От всех рассказов — а кончались они спасением рассказчика от медведя гризли в озере, или прыжком на резине с моста Перрин-Бридж, или фристайлом на Хрустальной Горе по нехоженому склону — у Бергмана отвисала челюсть.
— Ну так вот, — говорил Натч, бросая в банк эквивалент трех баксов и закидывая руку на обивку полуторного кресла за спиной, — сноркеляем мы на глубине ну не больше трех футов, как кидается прямо на нас эта вот десятифутовая акула. Потом нам рассказали, что здесь народ акул прикармливает, так что, кто знает, может, за подачкой пришла.
— Ты расскажи, что ей досталось, — сказал Кэм и бросил карты, изобразив на лице отвращение.
— Полная морда кулаков, — ответил Натч, медленно изобразив удар с размаху. — К счастью, она была не в настроении драться и потому рванула обратно еще быстрее, чем неслась к нам.
Бергман, сидящий между Натчем и мной, только головой покачал.
— Натч в прошлом отпуске в Турции по горам лазил, — сказал он мне. — Можешь в такое поверить? А я где был, хочешь знать?
— На конференции по программированию в Делавере?
— Точно!
— Друг, ты свою жизнь с моей не равняй. — Натч хлопнул Бергмана по спине, тот аж закашлялся. — Ты же, черт побери, гений. Как ты думаешь, если бы я умел делать вот такие красавчики-автоматы, как ты нам привез, стал бы я в свободное время таскаться по дурацким камням? Да хрен вот! Я бы сидел в лаборатории, включив бунзеновские горелки на полную, разложил бы всякие там колбы и прочие причиндалы по столам и руки потирал бы как маньяк, думая, что бы мне такое еще сегодня забацать!
Описанный в этом кратком монологе образ подходил Бергману, как на него сшитый. Я даже засмеялась, хоть и была удручена утерей способности к тасовке.
Прошел час. Никто не делал никаких странных жестов — по крайней мере таких, которые нельзя было бы объяснить. Натч пару раз почесал грудь — так что? Будь у меня такая волосатая, тоже чесалась бы.
Самое интересное событие за это время — тройное раскрытие карт между Коулом, Кэмом и Натчем. Сдающая Грейс выбрала «Техасский холдем». Посмотрев первые две карты, только эти трое не вышли из игры. Коул дал мне заглянуть в свои. Имея на руках короля и карту той же масти, он вполне имел право остаться в игре.
Грейс сдала четыре карты флопа, одной из которых был король. Коул сделал ставку. Несколько секунд пожевав зубочистку, Кэм последовал его примеру. Потом отодвинулся, оперся на стоящий сзади стул и сказал:
— Натч, а тебе, думаю, придется карты бросить. Натч поднял брови, услышав нечто столь забавное.
— Это с чего?
Кэм плоским ногтем указал на собственное лицо:
— Видишь шрамы?
— Ну, началось! — Натч возвел глаза к небу.
— Они из-за тебя получены. Я эту гранату в лицо принял вместо тебя. Ты у меня в долгу.
— Я тебя водил в ресторан.
— И ты считаешь, что каким-то жалким бифштексом ты со мной сквитался?
Даже густая борода не скрыла намека на ямочки, когда Кэму не удалось сдержать улыбку.
