не воровали, а хороший работник зарабатывал больше плохого.
И еще хочется, чтобы у всех молодых людей были равные стартовые возможности, независимо от толщины кошелька их родителей, места проживания и национальности. Чтобы в институт принимали по конкурсу знаний, а не подношений и чтобы в армию шли все, кому положено идти, а не только бедные да деревенские.
Одним словом, чтобы в обществе было не примитивное равенство, называемое уравниловкой, а равноправие: перед судом, перед милицией, перед врачом, и чтобы человек ценился не по марке машины и счету в банке, а по его человеческим качествам, как он ценится в бане и казарме.
И, конечно, старики. Чтобы человек, отработавший сорок лет на свою страну, получал от государства пенсию, которой хватало бы не только на примитивную растительную пищу, баню, кусок хозяйственного мыла и бутылку водки раз в год, но и на нечто большее, отчего он ощущал бы себя в богатейшей стране мира полноправным гражданином, а не заложником чьих-то проблем с арифметикой и моралью. Таковы в общих чертах представления о достойной и справедливой жизни всякого нормального человека.
И разве это несправедливо?
Но всяк понимает справедливость по-своему. Некоторые чиновники, допустим, считают, что справедливость — это когда им много платят, хорошо несут, кланяются, уважают и не сажают в тюрьму за разные пустяки вроде распила бюджетных денег. А всё остальное — «пустая говорильня, митинговщина, крамола!»
Норм справедливости (что считать справедливым, а что нет) не содержится ни в одном из государственных документов. Можно сказать, что само понятие «справедливость» не относится к юридически значимым терминам. И весь свод законов и правовых уложений Российской Федерации от Конституции до Семейного кодекса лишь устанавливает, что в нашем государстве считается законным, а что нет, и какая ответственность возникает при несоблюдении закона.
Точка.
Дальше можно вспомнить присказку про закон, который, с одной стороны, как столб, который не перепрыгнешь, а обойти можно, а с другой, как дышло, которое как повернешь, так и вышло, и прочие суждения наших предков об особенностях отечественной юриспруденции. А вспомнив всё это и прибавив случаи из собственной жизни, остается только почесать затылок: «Как жить, люди добрые? У кого искать правды, сиречь справедливости?».
Если, например, бандиту, державшему в страхе целый регион и загубившему немало жизней, дают по приговору суда семь лет условно, а голодному бомжу, стащившему в магазине замороженную курицу, полтора года реального срока? А всё по закону, говорят юристы: мы можем и так, а можем и эдак. Или, например, по указам первого президента России раздали заводы, фабрики и целые отрасли народного хозяйства своим людям, открыто названным, как в фильмах про мафию, семьей. Ты будешь возмущенно кричать: «Это несправедливо!», а тебе в ответ: «Зато всё по закону!»
Так что же получается: не все действующие у нас законы справедливы?
Или их толкование судьями далеко от наших представлений о справедливости?
Или сами понятия справедливости и законности часто находятся в параллельных, непересекающихся плоскостях, и мы неизвестно чего хотим от чиновников, судей, законодателей и высшего руководства?
Если приглядеться к нашей повседневной общественной жизни, то обнаружится, что имеет место и первое, и второе, и третье.
Но! То, что отсутствует в государственных нормативных актах, присутствует в народном сознании. Потому что закон — это вовсе не то, что вся чиновная рать придумала для своего удобства, а то природное ощущение гармонии и порядка, которое дано свыше и тысячи лет передается из поколения в поколение в виде простых житейских заповедей.
Например: «Кто Богу не грешен, тот царю не виноват». Человек, не нарушивший ни одну из Божьих заповедей, не может быть виноват перед земным законом. И народ до тех пор остается народом, пока он хранит в себе ощущение справедливости.
Уже упомянутый Августин Блаженный разъяснял, что зла как отдельной сущности в природе не существует, оно есть лишь отклонение от добра, нечто вроде паразита или болезни.
В нашей обыденной жизни зло существует как отклонение от справедливости, в первую очередь экономической, которое тянет за собой перекосы во всех остальных сферах жизни. Да-да, всё тот же Маркс, теория прибавочной стоимости, эксплуатация человека человеком, «взгляды господствующих классов очень быстро становятся господствующими в обществе», ощущение вседозволенности и всемогущества. Яхта Романа Абрамовича длиною в сто пятнадцать метров, пришвартованная неподалеку от памятника Петру I и Исаакиевского собора, аккурат в том месте, где во время блокады стояли корабли Балтийского флота, защищавшие блокадный Ленинград, тому подтверждение. Никаких других чувств, кроме оскорбления общественной морали, этот красавец-пароход в центре города-героя не вызвал.
Как отмечает член-корреспондент РАН Андрей Юревич, рост ВВП оказывает неизмеримо меньшее влияние на настроение народа, чем неравномерность распределения доходов.
Три основные причины терзают коллективную душу современного российского общества, не дают спать спокойно: массовое чувство социальной несправедливости, физическая незащищенность и неуверенность в завтрашнем дне. И нет ничего удивительного — по индексу Джини, который показывает концентрацию доходов в руках отдельных лиц, наша страна вышла на первое место в мире среди стран с развитой и переходной экономикой. И на последнее по ожидаемой продолжительности жизни при рождении нового человека.
Последних мест в разных печальных списках у нашей страны, к сожалению, с избытком.
Нет, плохой сон народа не от болезни красных глаз, не от терзающей душу зависти. Это природное стремление человека восстановить справедливость, разоблачить ложь, спасти слабых, достойно продолжить жизнь на земле. Ученые установили: если человек долго видит и слышит ложь, он сначала раздражается, а потом звереет. Продолжительность интервала между этими двумя реакциями непредсказуема.
И высокие показатели на выборах нового президента (правильнее сказать, выбора двух молодых энергичных руководителей) — скорее, свидетельства ожидания перемен, которые могут вернуть народу чувство собственного достоинства, чем удовлетворения сложившимся положением.
Справедливость не может снизойти, как Божья благодать, на общество, живущее в кривом зеркале неправды. Если нравственным идеалом общества утверждается богатство любой ценой и этот принцип подтверждается всем происходящим в стране, в том числе иллюстративным телевизионным рядом, то призывать справедливость отдельными газетными статьями так же бессмысленно, как читать в борделе лекции о пользе нравственности. С кривой линейкой правильный дом не построишь.
Без реальной идеологии, утверждающей правду во главе общественного угла, государство справедливым не станет — хоть сто раз на дню напоминай, что правительство заботится о пенсиях, стипендиях и зарплате учителей.
При капиталистическом способе производства социалистического принципа распределения быть не может. Рынок ориентирован не на человека, а на прибыль, человек интересует продавца лишь в качестве покупателя, отдающего деньги владельцу товара, и ни в каком другом качестве.
Поэтому и проговариваются журналисты, ведущие репортажи со всякого рода научных советов: «Ближайшая задача отрасли — довести рынок нанотехнологий до пятисот миллионов долларов». А мне казалось, что эффект нанотехнологий должен измеряться чем-то иным — например, возможностью помочь людям в борьбе с болезнями и нищетой.
Простой человек (под ним я разумею человека, не наделенного властью) может понять и простить власти некий перекос, образовавшийся как временное явление. Но власть, которая в упор не видит видимого всем остальным людям перекоса, в глазах простого человека перестает быть властью в сакральном, духовном смысле. Быть может, не каждый вспоминает изречения Августина Блаженного, но неодобрительные мысли наверняка возникают.
