ком речь (мы вспоминали и южнокорейскую семью, которая сняла квартиру над нами и в которой есть пацаненок лет пяти, топотавший сегодня все утро по коридору), и спросил:
— Зачем?
— Как, зачем? Ты думаешь, они сидят ночью в фургоне и красную икру ложками едят?
— А-а, ты про фургон… Да, надо бы…
Ходил по приглашению Гранина во дворец Белосельских-Белозерских на общественные слушания «Россия во мгле: уныние или оптимизм?» Сначала выступил Гранин — очень проникновенно. Потом ученые и политики бубнили свое. Бывший ректор Архивного института, мелькавший в телевизоре во времена перестройки — Юрий Афанасьев, холеный и самодовольный, говорил непонятно о чем.
Зато куда понятней выразился некий Даниил — мальчик с длинными завитыми волосами в стиле певца Валерия Леонтьева: «Чем быстрее перестанет существовать это страна, тем лучше будет для всех». Он имел в виду Россию.
Я растерянно оглянулся по сторонам: кто даст ему по роже и скинет со сцены? Никто и бровью не повел — будто так и надо. Я сидел в дальних рядах и далеко от прохода…
Ольга С. с «Радио России», которой я сказал, что надо бы пойти дать ему в ухо, схватила меня за рукав и не пустила: «Сидите спокойно, Дмитрий Николаевич, берегите нервы… Ему только этого и хочется. Синяки пройдут, а гранты повысятся».
И зал, полный демократов, спокойно слушал. Некоторые даже аплодировали.
И я ушел в гневе на себя, что не дал этому хлыщу с шестимесячной завивкой в ухо, и в гневе на всю эту псевдодемократическую тусовку. Дожили! Фраза: «Чем быстрее перестанет существовать это страна, тем лучше будет для всех!» вызывает в центре Петербурга аплодисменты.
И такой грантовый плюрализм по всем телевизионным каналам!
Вчера явились два бандита. Первый, Дима, — красавец парень: черные антрацитовые волосы, черные блестящие глаза, высокий, хорошо сложенный, в черных брюках с искрой и черной же шелковой рубашке. Ну просто артист академического театра, блин! И вел себя вежливо. Второй — купчик, похожий на разжиревшего китайца, он собственно не бандит, а наводчик. Навел Диму, чтобы обсудить со мной тему кафе в нашем подвале. А что обсуждать? Я ему год назад сказал, что с бандитами дел иметь не хочу, он уже приводил парочку в спортивных костюмах. И вот позвонил накануне, договорились, что встретимся один на один у меня в кабинете, но пришел с красавцем.
Я сказал, что формат встречи нарушен, переговоры вести не буду.
— Извините, ребята, — я поднялся. — Такие серьезные дела обсуждаются Советом учредителей. Я всего лишь директор. Оставьте ваши координаты, мы позвоним…
Они ушли, прочитав в коридоре состав Совета учредителей в красивой рамочке. Думаю, там были интересные для них должности и фамилии.
Судьба библиотеки Дома писателя стала определяться, и писатели заволновались. Критик Рубашкин забегал, зашуршал, забрызгал слюной: «Библиотека ускользает из рук Союза! Каралис хочет повысить рейтинг своего Центра и понизить рейтинг Союза писателей Санкт-Петербурга!».
И эту химеру с «рейтингами» всерьез обсуждали в моем отсутствии на Совете. О пропадающей библиотеке рассуждали, как о престижном покойнике — кому хоронить.
Что-то сердце начинает барахлить. То под лопаткой жжет и давит, то кульбиты совершает в грудной клетке. Курю безбожно много: хватаю одну сигарету за другой.
Виктор Конецкий прочитал мою повесть про поездку в Швецию. Диагноз: «Можно печатать!» Дал несколько ценных советов. Кот Муркиз, присутствовавший при этом, смотрел на меня огромными мерцающими глазами: «Понимаешь, что тебе мой хозяин говорит? Покороче, покороче, надо! И нечего комментарии разводить! Запомнил? Молодец, заходи еще».
Кот вполне дружелюбен, но я его побаиваюсь — большой, матерый, себе на уме.
Был у Конецкого.
В. В. жаловался, что город плохо приветствует натовский флот, вошедший с визитом дружбы в Неву. А НАТО готовилось в ближайшие дни нанести удары по Югославии — в защиту косовских албанцев- сепаратистов. Отсюда и прохлада городских властей.
— Такие визиты готовятся несколько лет! — возмущался В. В. — А мы всем морякам в морду плюнули! Что они про нас теперь по миру разнесут? Вот представь — я приглашу тебя в гости, а дверь не открою! Или дам в глаз, когда ты сядешь за стол. Уж если драться, то завтра. А сегодня надо быть гостеприимным хозяином. У моряков этикет — святое дело! Без этикета любой флот рухнет!
Конецкий дал мне почитать 8-й номер «Невы» со своим «последним в жизни рассказом». Сказал, что прозаику после шестидесяти лет надо отрубать руки: он уже ничего хорошего не напишет!
«Огурец на вырез» — нормальный рассказ, с блестками игривости и юмора. Хотел бы я так писать в 69 лет. Жена Татьяна перепечатывает, ведет его дела — незаменимый помощник и друг. Любят они друг друга.
Проводили общественные слушания «Организованная преступность — кому выгодно?». Были: Сергей Миронов, представитель президента в Петербурге Сергей Цыпляев, силовики, писатели. Три телевизионных канала показали сюжеты в вечерних новостях. А кому выгодно, так и не определили. Все силовики были в элегантных костюмах по тысяче долларов за штуку и выше. Об этом нашептала телевизионный комментатор Марианна Баконина — мы с ней вели этот круглый стол.
Неделю назад уволил В. — за бесстыжие глазенки, как я сказал Ольге. Сделал то, что давно собирался сделать, и неделю блаженствовал в одиночестве. Привел в порядок документацию, за которой она должна была следить, разложил все по полочкам, и т. п.
Заменил вывеску: убрал «Книжный дом „Текст“» и добавил «Писательский клуб». Привез в Центр бильярд, подаренный Василеостровской администрацией. Помог, как всегда, Сергей Алешин.
Завтра выходит на работу новая девушка — Ольга. Окончила Институт культуры, работала помощником режиссера по массовым зрелищам. 30 лет, двое детей. Дети пристроены — один в санатории, другой на юге у бабки. Живет на Васильевском.
Посмотрим.
Вчера пенсионер из Подмосковья взорвал свой «москвич» около Спасской башни Кремля. Президент на отдыхе в Сочи. Осколками взрыва поцарапана башня. Пенсионер Орлов отделался легким испугом, как сказали по ТВ, и проявляет признаки шизофрении.
Все недоумевают, как пенсионер смог подобраться на заминированном автомобиле к Кремлю. Несколько человек охраны Кремля ранены. Орлов сказал, что он недоволен задержками пенсии. Автор нескольких антиельцинских книг. Нештатный корреспондент патриотической газеты. Думаю, его признают невменяемым, как в старые времена. Не может же нормальный человек бросаться на Кремль, резиденцию всенародно избранного президента России.
Первый раз после пожара был в Доме писателя. Сгоревший рояль на сцене Белого зала с обнаженными струнами-нервами. Запах гари. Колпак из потемневших досок над выгоревшим потолком. Под ногами хрустят штукатурка и лепнина. Некоторые окна распахнуты настежь. Антикварная мебель вывезена. Жуликоватого вида сторож свинчивал латунные задвижки на окнах. Увидев нас, сделал вид, что починяет
