Иногда он даже приносит мне подарки, думает, что с их помощью сможет заставить её вернуться. Но она не вернётся, её больше нет, она ушла навсегда, а вместо неё появилась я.
ФРЭНК. И что вы решили, бросить занятия?
РИТА. Нет. Никогда!
ФРЭНК. Но когда книги начинают подменять собой жизнь, то, возможно, надо…
РИТА
ФРЭНК. Всё так. Но, может быть, ваш муж просто…
РИТА. Хватит. Не хочу больше о нём говорить.
Так почему Чехов был гениальным комедиографом?
ФРЭНК. Рита, может, сегодня мы обойдёмся без урока?
РИТА. Нет, не обойдёмся. Я хочу знать. Хочу пройти и через это. Он может сжечь мои книги, и записки, но то, что уже вошло в моё сознание, — с этим ему ничего не поделать. А разве у вас не так, Фрэнк, разве в ваше сознание это не вошло?
ФРЭНК. Знаете, хватит на сегодня разговоров. Давайте пойдём в паб, выпьем по кружке «Гиннесса» и просто поболтаем.
РИТА. Я должна понять, Фрэнк. Я должна. Поэтому давайте лучше поговорим о Чехове.
ФРЭНК. А может, нам стоит поговорить о вас и о Денни, а?
РИТА. Нет, об этом не хочу.
ФРЭНК
Чехов, значит, на «Ч».
Итак, будем говорить о Чехове, и при этом делать вид, что сидим в пабе.
РИТА. А чего это вы их там прячете?
ФРЭНК
РИТА
ФРЭНК. Представьте себе, очень. И не вижу в этом решительно ничего дурного.
РИТА. А вот когда вы писали стихи, Фрэнк, тогда вы, наверное, не пили?
ФРЭНК. Иногда приходилось, но не так часто, как сейчас.
Понимаете, когда я под градусом, то мне начинает казаться, что за болтовнёй, которой я занимаюсь, действительно, скрывается что-то стоящее.
РИТА. А почему вы перестали писать стихи, Фрэнк?
ФРЭНК
РИТА. Ну так что ж, мы ведь решили сделать вид, будто мы сидим в пабе.
ФРЭНК. Да, и при этом беседуем о Чехове.
РИТА. Чехов пойдёт под номером два. Номер один — вы, Фрэнк. Итак, почему же вы бросили писать стихи?
ФРЭНК. А я не бросал, я просто понял в один прекрасный день, что никогда их по- настоящему не писал, что всё это была чепуха. Вот так-то, Рита.
Мне только казалось, что я пишу стихи — на самом деле, в течение очень многих лет я всего лишь занимался литературой. Вы меня поняли?
РИТА
ФРЭНК. Что именно?
РИТА. Ну как что, занимаются литературой?
ФРЭНК
РИТА
ФРЭНК. Поймёте. Со временем.
РИТА. Иногда мне кажется, Фрэнк, что я вообще ничего не смогу понять. Мне кажется, что я начинаю с нуля, как-будто я учу незнакомый мне язык. Знаете, когда я прочитала эту пьесу Чехова, она показалась мне чертовски грустной, даже трагической; все эти самоубийства, и этот мальчик, Константин, который так хочет сыграть свою чудную пьесу, а все поднимают его на смех… Это ведь, действительно, трагедия. А потом я прочла всю эту белиберду, которую наболтали о «Чайке» критики, и что же — все повторяют, что Чехов, видите ли, был гениальным комедиографом.
ФРЭНК. Ну да, это, конечно, не комедия — то есть не комедия в обычном смысле слова. А вы когда-нибудь смотрели Чехова в театре?
РИТА. Нет. А что, это можно посмотреть?
ФРЭНК. А вы вообще-то хоть раз были в театре?
РИТА. Ни разу.
ФРЭНК. Надо пойти.
РИТА. Так пошли сейчас же!
ФРЭНК. Вы хотите, чтобы я пошёл с вами в театр? Ни за что, да я ненавижу театр.
РИТА. Так какого чёрта вы требуете, чтобы я туда пошла?
ФРЭНК. Но вы же хотите всё знать.
РИТА