Кэссин снова кивнул. Ни к чему — это еще мягко сказано. Конечно, Кэссин никогда не видел обиталища Порченого, но не без оснований предполагал, что убран сей укромный уголок был как пристанище для любовных утех и возжигания «смолки». Кэссин вполне мог себе представить, с какой невыразимой брезгливостью бывшие побегайцы избавлялись от имущества сутенера. Теперь о Порченом здесь не напоминала ни одна вещь. Добротные ковры лихогорского тканья, свежие циновки, низенький столик... нет, никак уж не гнездышко для постельных воркований. Скорее эдакий приют мужской дружбы.
— Вы покуда располагайтесь, — Покойник широким жестом обвел комнату, — а я в погребок загляну. У Порченого там тайничок был, где он девок прятал, а мы с Гвоздем там припасы всякие держим. Еду, питье...
— Зачем? — не понял Кэссин. — У нас же столько еды с собой...
— Этой снеди мы сейчас трогать не будем, — возразил Покойник. — Гвоздя подождем. Он наверняка скоро заявится. Нехорошо начинать без него. А мы тут тем временем перекусим на скорую руку. Что-то мне кажется, — он окинул Кенета и Кэссина выразительным взглядом, — что вам не больно-то захочется глазеть на еду и слюнки глотать.
— Это верно, — кивнул Кэссин. — Как говаривал Кастет, на еду не смотреть, еду есть надо.
Кенет засмеялся.
— Кастет — большого ума парень, — возгласил Покойник. — Сейчас я поищу каких-нибудь заедок.
Он откинул край циновки, поднял крышку люка и спустился в погребок.
Впрочем, он с тем же успехом мог этого и не делать, ибо Гвоздь не заставил себя ждать. Едва услышав от владельца «Золотого лимона» невероятное известие о том, что почтенный господин Тайгэн совсем здоров, Гвоздь помчался в порт с почти сверхъестественной быстротой. Так что едва успел Покойник спуститься в погреб, а Кенет с Кэссином — расположиться на коврах, как открылась дверь, и в комнату стремительным шагом вошел Гвоздь.
Он вырос не так сильно, как Бантик, и черты его лица по-прежнему сохранили мальчишескую заостренность, но, даже переменись он до неузнаваемости, Кэссин узнал бы его мгновенно, не глядя ему в лицо: Гвоздь был облачен в тот самый наряд, который Кэссин ежевечерне созерцал в Крысильне. Став настоящим взрослым вором, Гвоздь ни в чем не изменил своим былым мечтаниям.
Гвоздь, он же господин Айго, затворил за собой дверь и быстрым цепким взглядом оглядел комнату.
— Помело и есть Помело, — хмыкнул он. — Я думал, ты уже давно магом заделался, а ты как был чучелом, так и остался.
— А ты по-прежнему Гвоздище колючий, — радостно огрызнулся Кэссин.
Кенет молча поклонился вновь прибывшему, и Гвоздь так же молча ответил на поклон гостя.
— Покойник где? — спросил он у Кэссина.
— Здесь я, — сообщил Покойник, появляясь из погреба. — Что за спешка? Я тебя часа через два ждал, не раньше...
— Я услышал... — Гвоздь осекся, впился в Покойника долгим взглядом, а потом добавил изумленно: — Правду я услышал.
Он протянул руку и слегка встряхнул Покойника за плечо.
— И в самом деле здоров. — Как всегда, мера мнимого хладнокровия Гвоздя точно соответствовала мере его подлинного изумления. Судя по тому, как ровен и невыразителен был его голос, Кэссин заподозрил, что Гвоздь изумлен и обрадован почти до полной потери соображения.
— Что ж, — произнес Гвоздь, устраиваясь на ковре, — представь мне гостя. А заодно уж объясни, как это с тобой произошло.
— Да как произошло, — пожал плечами Покойник. — Иду это я по улице, и вдруг меня исцеляют. Вот этот самый гость и исцеляет. — Покойник указал на Кенета. — Кенет, если я правильно запомнил?
— Правильно, — заверил его Кенет. — Только не вдруг. Меня Кэссин привел.
Кэссин даже снова засмущаться не успел, ибо Гвоздь устроил такую штуку: сначала он выпрямился и сложил руки, а потом совершил полный земной поклон — перед Кенетом, а затем и перед ним самим. Кэссин так обалдел, что не догадался даже кивнуть в ответ. Зато Кенет ответил Гвоздю глубоким дружеским поклоном честь по чести.
— Я у тебя в долгу, — торжественно возгласил Гвоздь.
— Какое там, — запротестовал Кенет. — Я ведь говорил уже господину Тайгэну, что мы с ним в расчете.
— С ним — да, но не со мной, — отрезал Гвоздь. — Господин Тайгэн, видишь ли, мой близкий друг. Сколько лекарей за него брались, сколько магов-целителей... а ведь ему от силы полгода жить оставалось.
— Не больше недели, — поправил его Кенет. Кэссин подумал о том, что неизбежно произошло бы, помучайся он дурью в доме Гобэя еще недельку-друтую, и похолодел.
— Тем более, — кивнул Гвоздь. — Так что если какая помощь нужна, ты только скажи.
— В другом случае я бы стал отнекиваться, — улыбнулся Кенет, — но теперь... мне и в самом деле нужна помощь, и я не в том положении, чтоб отказываться.
— Вот и ладно, — удовлетворенно произнес Гвоздь. — Сейчас мы отпразднуем воскрешение Покойника, а ты тем временем расскажешь, что за помощь тебе нужна.
— Спрятаться нам нужно с Кэссином, — сказал Кенет, ловко расставляя еду из коробов на низком столике.
— Сделаем, — пообещал Гвоздь, берясь за чашку с вином. Он совершил поклон с чашей по всем правилам — даже царедворец не смог бы проделать этого лучше, — выпил за несокрушимое здоровье Покойника и его целителя и принялся закусывать. — Ну а еще что? Спрятаться — это ведь такая малость.
— А если не малость... — Кенет ненадолго задумался. — Вообще-то мне нужно проникнуть в королевский дворец без помощи магии. Или хотя бы заиметь там своего человека.
— Ого! — уважительно протянул Гвоздь. — Для тебя, господин маг, слова «невозможно» не существует. Ты, как я вижу, из любителей змею обувать.
— Да нет, — хладнокровно отпарировал Кенет. — Если уж говорить о невозможном, то я как человек деревенский предпочитаю подоить курицу.
Кэссин ожидал, что Гвоздь рассердится в своей обычной ледяной манере, но тот только расхохотался.
— А ты за словом в карман не лезешь, — заметил он. — Ну а тебе, Помело, тоже нужен свой человек во дворце?
— Тоже, — ответил за него Кенет. — Это очень важно.
Он замолчал и отхлебнул немного вина.
— Ну-ну, говори, — подбодрил его Гвоздь.
— Ты как к королю относишься? — осведомился Кенет.
— Как всякий вор с головой, — удивленно откликнулся Гвоздь. — Неплохо. Он не знает меня, а я — его, и все довольны. А что?
— Ты бы не хотел сменить его на другого? — Кенет вновь ответил вопросом на вопрос.
— Ни в коем разе! — ужаснулся Гвоздь. — Смена власти — это всегда мутное времечко.
— Так ведь и пожива неплохая, — подначил его Кенет.
— Для бандитов неплохая, — отрезал Гвоздь. — А я — вор. И главарь шайки, между прочим. И никто из моих людей никогда не был под судом. Даже схвачен не был. Я еще ни одного человека не потерял, ясно? И мне неохота видеть, как половина моих парней ради этой самой легкой наживы уйдет в бандиты, а другую половину те же самые бандиты на блеск поднимут.
Гвоздь был так взволнован, что употребил, забывшись, поэтически-воровское «поднимут на блеск» вместо обычного «прирежут», но и Кэссин, и Кенет его отлично поняли.
— Тогда тебе самый прямой резон помочь мне, — откровенно произнес Кенет. — Зреет тут один заговор. Если он преуспеет, дело закончится сменой династии и войной.
