и явных следов за собой не оставлял — но и прятать их не дал себе труда. Подобная наглость приводила Хэйтана в бешенство. Подлец, грязный подлец... но какова самоуверенность! Совсем неподалеку от прежнего места устроился. Перетащил дом и полагает, что его не найдут. Задумано неглупо: любой, узрев, что там, где он собственными глазами видел дом, ни следа не осталось, решит, что спятил. А как же иначе! Вот тут, вот прямо здесь дом стоял... а теперь никакого дома нет, и даже трава не примята, будто всегда тут росла. Любой с воплями ужаса бросился бы ощупывать пустоту дрожащими руками, любой... но не Хэйтан. Кому, как не Хэйтану, знать: вот она, плата за предательство. Король тебя помиловал, придворный маг перенес твой дом на новое место... с тобой расплатились честь по чести... все расплатились, со всех ты дань собрал... со всех, кроме преданных тобой. О них-то ты и позабыл... да, Хэсситай? А они тебя не забыли.
Ты ведь не ждёшь меня в гости, Хэсситай? Конечно, не ждешь. Не то после встречи с Нэкки улепетнул бы, куда глаза глядят. А ты остался, остался в открытую, не таясь: вот он, дымок над крышей твоего дома. Ты не ждешь меня, хоть и передал с Нэкки свой немыслимо дерзкий вызов. Ты посмел не только предать, но и оскорбить меня — и все же ты меня не ждешь. Иначе ты встретил бы меня еще на подходе к дому... если, конечно, в тебе осталась хоть капля разума... а ведь ты никогда не был глупцом, Хэсситай...
Но нет, Хэсситай все же ждал своего наставника.
Дом остался точно таким, каким запомнил его Хэйтан. Он стоял на склоне холма, обнесенный невысокой оградой. Калитка была распахнута настежь. Возле открытой калитки неподвижно замер Хэсситай — в полном воинском облачении, но безоружный.
Его длинные волосы, скрепленные на обычный воинский манер, ниспадали на плечи, и ветер осторожно шевелил их. Снежинки опускались на синий хайю и медленно таяли, оставляя маленькие темные крапинки. Этих крапинок совсем немного, значит, и простоял тут Хэсситай недолго... так почему же Хэйтану кажется, что он давным-давно стоит на ветру и смотрит безмолвно, как Хэйтан поднимается вверх по косогору?
— Вы все-таки пришли, — произнес Хэсситай совершенно ровным голосом.
— А ты, значит, все же ждал меня? — медленным от гнева голосом сказал Хэйтан. — Что ж ты не сбежал, гаденыш?
— Зачем? — прежним бесцветным тоном промолвил Хэсситай. — Я за собой никакой вины не знаю.
Подобного бесстыдства Хэйтан даже от предателя не ожидал. Правду сказал Нэкки — это уже не человек, а бессмысленное животное. Такого и убивать нельзя... ведь он не понимает, за что... совсем как свинья — она тоже не понимает, за что ее режут... неужели Хэйтану доведется заколоть воина, как свинью... пусть и бывшего, но воина?!
— По-твоему, предательство — не вина? — брезгливо поинтересовался Хэйтан.
— Вина, — бесстрастно ответил Хэсситай, — и самая тяжкая. Только предатель вовсе не я.
Последняя фраза прозвучала несколько странно. Не «я не предатель», а «предатель не я». Но хотя Хэйтан и отметил мимолетно эту странность, задумываться над ней он не стал.
— Можно подумать, я не слышал собственными ушами, как ты в допросной камере выбалтывал такое, о чем мне и помыслить страшно. — Кровь бросилась Хэйтану в лицо при одном воспоминании.
— Можно подумать, — в тон ему подхватил Хэсситай, — что и я собственными ушами не слышал, как вы в той же допросной камере выдавали меня и мальчиков со всеми потрохами.
Хэйтан в ответ даже вскрикнуть не смог — дыхание стеснилось, внезапная дурнота подступила к горлу.
— Понравилось вам говорящее зеркало? — Мнимое бесстрастие покинуло Хэсситая, глаза его пылали гневом. — Я в него тоже заглядывал... только я в этот морок не поверил!
Голова его откинулась назад, губы дернулись в злой улыбке.
— Я не поверил, слышите? — Он уже почти кричал. — Ни вот на столечко не поверил! А вы... вы — поверили!
Нет... быть того не может... нет!
— Мне и в голову не могло прийти, что вы предатель! А еще меньше — что вы назовете предателем меня. Да меня просто-напросто сдали... и все же я был верен и клану, и вам даже в мыслях... а вы меня предали...
Эти слова повергли Хэйтана в остолбенение. О каком предательстве речь, если сам Хэсситай только что говорил, что услышанное им — всего лишь морок?
— Вы знали меня, вы столько лет были моим наставником... и все же так легко поверили в мою неверность!
Хэсситай остановился и перевел дух, засматривая Хэйтану в лицо, словно умоляя возразить, сказать, что Хэйтану нелегко было поверить, что не сразу, не вдруг усомнился он в ученике... а Хэйтан смятенно молчал, не зная, что и ответить на эту лихорадочную бессловесную мольбу.
— Вы не выбалтывали моих тайн, — со жгучей горечью произнес Хэсситай. — Но как наставник вы меня предали.
Он отступил на шаг и начал медленно развязывать пояс. Потрясенный Хэйтан смотрел, как Хэсситай зачем-то снимает пояс и вешает его на калитку.
— Я не хочу. — Голос Хэсситая внезапно сделался тихим, словно силы разом покинули его и говорить громче ему невмочь, — но в ушах Хэйтана этот голос отдавался пострашней звенящего гневом крика. — Я больше не хочу...
Он сдернул с себя хайю и швырнул его на снег.
— Говорят, что связь детей и родителей — на одно перерождение, — негромко и зло произнес Хэсситай, — связь господина с вассалом — на три, а связь ученика и учителя — на все воплощения...
Он шагнул навстречу Хэйтану и оказался совсем рядом с ним, почти вплотную.
— Я не хочу больше видеть вас ни в одном воплощении, — выдохнул он. — Мне даже думать мерзко, что я в другой жизни окажусь вашим учеником. Вы ведь за моей головой пришли? Так снимите ее, и покончим с этим. Возьмите мою голову — и разорвите эту связь! — Голос его сделался от гневного исступления совсем тихим. — Сделайте то, зачем пришли. После того, как вы меня предали, вам это будет совсем нетрудно! — И хрипло, сорванно добавил: — Возьми мою голову и убирайся вон!
Хэйтан вскинул голову, посмотрел на оцепеневшего от ярости Хэсситая, безмолвно развернулся и побрел прочь.
Хэсситай смотрел ему вслед невидящим взглядом. И продолжал смотреть, когда Хэйтан скрылся с глаз долой. Рубашка на плечах уже изрядно отсырела, крохотные снежинки сыпались за шиворот... Хэсситай не замечал ничего. Он стоял, привалясь к ограде; пальцы его намертво вцепились в штакетину. Мерзлое дерево слегка оттаяло под его руками, и из-под них, словно слезы из-под век, засочились наружу капли воды. Хорошо быть забором — он хотя бы плакать может. А Хэсситай и на это не способен. Пусто у него внутри. Гнев его угас — и сам он словно дотла выгорел. Только и осталось ему, что стоять у ограды, смотреть в никуда и слушать ничто...
И тут внезапно пустота раскололась на части. До слуха Хэсситая донесся звук, который он не спутал бы ни с чем и никогда. Где-то там, внизу, у подножия холма, шел бой.
— Мастер! — вскрикнул Хэсситай и опрометью бросился вниз по склону.
Хэйтан всегда говорил ученикам, что воин в любом состоянии тела и духа должен замечать, что творится вокруг него, — иначе он не воин — а теперь он сам брел, ничего кругом не видя, не чуя под собой. Он не заметил укрывшихся в засаде воинов. Это его тело исторгло меч из ножен и взметнуло клинок навстречу нападавшим. И засады Хэйтан не только не заметил, но и не ожидал... иначе, пожалуй, не стал бы сопротивляться. Но если разум его не видел причины оставаться в живых, то тело его привыкло не давать себя бить. Куда уж разуму против привычки! Хэйтан мощным ударом рассек ослепительную дугу падения клинка раньше, чем сообразил, что обороняется. А когда он понял, кто на него напал, времени сдаваться своим убийцам уже не было — только защищаться и нападать. Ясно, мрачно подумал Хэйтан, орудуя клинком. Все ясно. Кигирэ посчитал его знание опасным. О да, отступник Хэсситай должен быть уничтожен — но и Хэйтан не смеет остаться в живых. Он должен убить Хэсситая или быть убитым — а потом
