его недавние помощники прикончат уцелевшего. Сопротивляться бессмысленно... их слишком много... и все же Хэйтан не отступал ни на шаг. Яростный азарт схватки, предсмертная свобода приговоренного — да что ему могут сделать его враги, раз он все равно умрет с минуты на минуту? А вот он может успеть очень даже многое. Он может так основательно обескровить нападающих, что даже у самых добросовестных убийц и мысли не возникнет подняться на холм и самолично убедиться, доподлинно ли Хэсситай убит... Хэсситай, который никого не предавал... и которого предал Хэйтан... предал дважды, если уж быть точным...
Хэсситай врезался в схватку, как метательный нож — тяжело и страшно. Он недолго орудовал голыми руками: для такого бойца, как Хэсситай, обезоружить противника невелик труд. Но даже самый великий воин может не все. Особенно если противников слишком много.
— Беги! — невольно вырвалось из уст Хэйтана. — Спасайся!
— Заткнись! — свирепо рявкнул Хэсситай, и воздух взвыл под ударом его меча. — Я ведь и обидеться могу!
Безнадежная, заранее проигранная схватка. На узкой тропе их не могли окружить: склоны холма поросли густым колючим кустарником — прорубиться сквозь него, чтобы зайти преследуемым с тыла, у убийц не было ни времени, ни возможности. Тропу оборонять несложно... и что с того? Достаточно загнать двоих обреченных наверх, туда, где их можно обступить со всех сторон, — и исход боя не вызывает никаких сомнений. Наверх их и гнали, вынуждая пядь за пядью подыматься по склону холма. Хэсситай и Хэйтан отступали. Несколько раз они плечом к плечу пытались прорваться и даже выиграли было пару шагов, но ненадолго. Их сосредоточенно и неуклонно теснили вверх по скользкой тропинке. Даже двое великих воинов могут не все.
Внезапно сизый вечерний снег выблеснул алым и золотым сиянием. В рядах нападавших возникло некоторое подобие смятения; кто прикрыл глаза ладонью, кто отвел взгляд, кто просто сощурился... мастер с учеником успели даже отвоевать с десяток шагов, прежде чем убийцы опомнились.
— Что это? — выдохнул Хэйтан, вновь отступая.
— Дом, — не оборачиваясь, уверенно ответил Хэсситай. — Дом горит... чертовы сопляки!
Не очень понятно сказано... и все же Хэйтан понял. Мальчики которых Хэсситай перед решающим разговором где-то спрятал, не усидели в укрытии. Они вернулись. И сделали то единственное, что было в их силах. Подожгли дом, чтобы хоть на миг отвлечь внимание убийц... чтобы хоть мгновение выиграть для Хэсситая и его наставника... подожгли собственный дом, возведенный собственными руками... страшная и бесполезная жертва...
— Доберусь до них — уши оборву, — яростно пообещал Хэсситай, мерно орудуя мечом.
— Даже и не надейся, — выдохнул Хэйтан, отбив нацеленный прямо ему в лицо выпад. — Оставить их без сладкого тебе уже не удастся. Похоже, на это они и рассчитывали.
Невеселая вышла шутка — и все же Хэсситай мрачно усмехнулся в ответ. А потом, к изумлению Хэйтана, закинул голову вверх и в голос расхохотался.
Хэйтану и на миг не пришло на ум, что Хэсситай рехнулся. Не было в его смехе безумия — только горделивый в своей дерзости вызов, ярость бойца и сила... безудержная сила!
— Наверх! — крикнул Хэсситай, и Хэйтан подчинился. Нападающие ничего не поняли — они лишь заметили, что натиск начал ослабевать, и принялись теснить своих жертв к вершине холма с удвоенным упорством. Впрочем, их и винить не в чем: Хэйтан тоже ничего не понял, хоть и выполнил приказ ученика.
— Что на тебя нашло? — взмолился он, когда ревущее пламя жарко дохнуло ему в спину. Он медлил; медлили и убийцы, не зная, что предпочтут преследуемые — броситься в огонь или рвануться вниз по склону на обнаженные мечи.
Хэсситай посмотрел на толпу убийц и оскорбительно засмеялся. Хэйтан почувствовал, что его забирает за живое. Только благополучные баловни судьбы избирают смерть предметом своих шуток. Те, кто живет со смертью бок о бок в такой тесноте, что не раз говорил ей «а ну-ка подвинься», к подобному веселью не склонны. Воин не боится смерти, но и не смеется над ней: слишком уж часто он ее видел. Хэйтан не ожидал от Хэсситая столь неуместного веселья, и его покоробило. Да, Хэсситай всегда был готов смеяться над чем угодно... но неужто он настолько утратил чувство меры и пристойности?
— Опять ты за свое? — рассвирепел Хэйтан. — Нашел время! Да Боги, на землю с небес глядя, слезы проливают с горя, а ему хиханьки!
— Ты полагаешь? — ухмыльнулся Хэсситай. — А по-моему, так они просто животики со смеху надрывают.
Он метнул в толпу убийц уже ненужный ему меч, свистнул коротко и переливчато и втолкнул оцепеневшего от ужаса Хэйтана прямо в горящий дом.
Глава 11
В доме было тихо и прохладно. Ветер задувал в открытые окна и развевал языки пламени, словно шелковые занавеси.
— Сквозит, — озабоченно заметил Хэсситай. — Пожалуй, закрою я все-таки окно.
Он широким шагом пересек комнату, подошел к окну, снова громко свистнул и захлопнул ставни.
— Пить хочешь? — обернулся он к Хэйтану. — Я вот хочу. В горле пересохло.
Он потянулся, небрежно оторвал кусок огня, скомкал его и бросил в очаг.
— Присаживайся, — пригласил он. — Сейчас мальчики воды принесут, котелок вскипятят, я нам шелкоцветку заварю.
— А... они придут? — тяжело ворочая языком, осведомился Хэйтан. Дом, который горит — и все же не сгорает, превосходил его разумение... но мальчики — это нечто привычное... нечто из того мира, где нет и не может быть ничего невероятного — разве что смерть от старости...
— Придут, конечно, — ухмыльнулся Хэсситай. — Что они, дураки, что ли — вдвоем на толпу переть? Да и сигнал я им подал... не могут не прийти, — уверенно заключил он.
— А не побоятся? — Глупый вопрос... но попробуйте придумать что-нибудь поумнее в подобную минуту.
— Ого, — хмыкнул Хэсситай, — ты еще Аканэ толком не знаешь. Этот упрямец не то что огня — моей трепки не побоится.
Соломенная кровля сияла так неистово, что Хэйтан сомкнул веки. И снова взметнул ресницы, когда золотая, как солома, стена пламени расступилась, и мальчики вошли в дом. Младший нес котелок с водой, старший все еще держал на изготовку пылающий деревянный меч — по всей видимости, именно им он и воспользовался, за неимением факела.
— Дай сюда, — потребовал Хэсситай.
Мальчик замешкался, и Хэсситай отобрал у него меч. В руках Хэсситая клинок сразу же погас. Он ничуточки не обгорел. Мальчиков это отчего-то ничуть не удивило, а Хэйтан хотя и навидался больше чудес, чем за всю свою минувшую жизнь, но выпучил глаза с таким удивлением, что Хэсситай снова рассмеялся.
— Я же говорил, что это смешно, — мягко напомнил он. Хэйтан в изнеможении опустился на пол. Губы Хэсситая были плотно сомкнуты — а Хэйтану казалось, что его смех все еще звучит, перекатываясь вдали тяжелым эхом, и притом не затихает, а лишь набирает силу.
— Извольте полюбоваться, ваше величество. — Хасами почтительно протянул королю шерл.
Сакуран близоруко прищурился.
— Ты бы мне еще предложил полюбоваться, как у тебя под мышкой блохи дерутся! — недовольно протянул он. — Можно подумать, я тут что-то разглядеть способен.
Он потер виски. Хасами поежился: вопреки обыкновению, король был трезв и страдал от невыносимого похмелья. А ведь когда у короля голова болит, подданный ее может запросто лишиться. Да вдобавок у его величества наверняка все в глазах двоится... как бы не решил еще что придворный маг,
