– Черт, хотелось бы мне туда отправиться, – то и дело повторял он. – Почему бы мне туда не отправиться? Черт возьми, да я где угодно смогу выжить.
Я говорил мало и в основном слушал, помня свои чувства этим утром. А кроме того, у меня была машина на улице, квартира в Кондадо и золотой краник от Зимбургера. Я все время об этом думал. Машина и квартира особенно меня не раздражали, но от того факта, что я работаю на Зимбургера, по спине бегали мурашки. Рассказы Йемона только всё бередили. Они с Шено отправлялись в Южную Америку, а я отправлялся к Зимбургеру. От таких мыслей у меня возникло странное чувство, и оставшуюся часть вечера я почти ничего не говорил, а только сидел и пил, пытаясь распознать, становлюсь я старше и мудрее или просто старше.
Больше всего меня доставало то, что на самом деле я не хотел отправляться в Южную Америку. Я вообще не хотел никуда отправляться. И все же, стоило Йемону заговорить об отъезде, я все равно почувствовал возбуждение. Я уже видел, как слезаю с корабля на Мартинике и шляюсь по городу в поисках дешевого отеля. Я представлял себя в Каракасе, Боготе и Рио – как я заправляю миром, которого никогда не видел, но с которым способен совладать, потому что я чемпион.
Впрочем, это была чистой воды мастурбация, ибо в глубине души мне не хотелось ничего, кроме чистой постели, светлой комнаты и чего-то устойчивого, что можно называть своим хотя бы до тех пор, пока я сам от этого не устану. У меня росло жуткое подозрение, что я наконец перевалил через гребень, и самым худшим во всем этом деле было то, что я не чувствовал совсем никакой трагедии, а лишь усталость и что-то вроде комфортной обособленности.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
На следующее утро я на полной скорости помчался в Фахардо. Я нацеливался на одну операцию с недвижимостью, но дело приняло скверный оборот, и мне пришлось его бросить. На обратном пути я остановился у придорожного киоска и купил ананас. По моей просьбе продавец разрезал его на маленькие кусочки, и я ел их, пробиваясь вперед в плотном потоке машин. Спокойно крутя баранку одной рукой, я для разнообразия наслаждался роскошью полного контроля над собственным передвижением. На следующий уикенд, решил я, непременно поеду в Понсе, на южное побережье.
Когда я тормознул у редакции, Моберг как раз выбирался из своей машины.
– Надеюсь, ты вооружен, – сказал я. – А то при твоем появлении у папаши Лоттермана совсем крышу снесет.
Моберг рассмеялся.
– Мы пришли к компромиссу. Он заставил меня подписать бумажку, где говорится, что я отдам ему машину, если из вас троих кто-то свалит.
– Черт побери, – вырвалось у меня. – Йемон уже говорит об отъезде.
Он снова рассмеялся.
– А меня не колышет. Хрен с ним, с Йемоном. Я все что угодно подпишу. Подумаешь, большое дело.
– Эх, Моберг, – сказал я, – псих ты ненормальный.
– Ага, – согласился он. – Ненормальней некуда.
Лоттерман весь день не показывался. Сала заявил, что он кружит по банкам, пытаясь получить ссуду и продолжить выпуск газеты. Это был всего лишь слух, но все в редакции говорили так, словно конец уже наступил.
Около трех позвонил Йемон и сообщил, что побывал у Сандерсона.
– Попросил меня несколько дерьмовых статеек сбацать, – сказал он. – И пообещал, что даст баксов по тридцать за каждую. Вперед он, впрочем, ничего не дал.
– Уже неплохо, – отозвался я. – Поработай с ним хорошенько и потребуй чего-нибудь покрупнее – денег у него больше, чем у Господа Бога.
– Угу, – пробормотал Йемон. – Пожалуй. Мне бы получить одну штуковину сотен на пять – тогда бы точно хватило, чтобы отчалить.
Примерно через час позвонил Сандерсон.
– Сможешь к семи утра в четверг подъехать в аэропорт? – спросил он.
– О Господи, – выдохнул я. – Наверное.
– Придется подъехать, – сказал он. – Рассчитывай, что будешь занят почти весь день. Зимбургер хочет вернуться дотемна.
– Я не вернусь, – сказал я. – Поеду на Сент-Томас – на карнавал.
Сандерсон рассмеялся.
– Я должен был догадаться, что тебя что-то подобное привлечет. На твоем месте я бы держался подальше от города. Местная публика совсем звереет. Лучшие вечеринки проходят на кораблях – на всех яхтах там тоже свой карнавал.
– Я никаких планов не строю, – ответил я. – Просто отправлюсь туда и окунусь в славное расслабляющее пьянство.
После работы я заехал к Сале и забрал свою одежду, а потом отправился на новую квартиру. Разговаривать с хозяйкой настроения не было, так что оставалось только положить кое-какие вещи в шкаф и поставить немного пива в холодильник. Все остальное было уже в наличии: простыни, полотенца, кухонные принадлежности – всё, кроме еды.
Теперь это был мой дом, и он мне нравился. Я хорошенько поспал, затем доехал до небольшого кольмадо и купил немного яиц и бекона на завтрак.
На следующее утро я уже готовил бекон, когда вдруг вспомнил, что забыл купить кофе. Тогда я поехал к отелю «Кондадо-Бич» и позавтракал там. Купив номер «Таймс», я поел в одиночестве за небольшим столиком на лужайке. Заведение отличалось дороговизной, и шансы встретить там кого-то из редакции были ничтожны. Те из газетчиков, которые не заявлялись к Элу, обычно торчали в ресторане «Прибой»,
