— Ты видел, как воевали с краллами. Разве Антер убивал больше всех?
— Краллы были легкой добычей, мы все это знаем.
— На этот раз ничего не будет легким, — сказал Брайон. — И нас всех, наверно, убьют.
Он произнес это с такой откровенной серьезностью, что все замолчали. Свейн поднял голову, хотел съязвить, но, почувствовав, что сейчас не время для шуток, оставил это намерение.
— Лучше погляжу, как там мой старина дракон, — сказал Моно, поднимаясь на ноги и направляясь к стойлам.
«Флоз» вновь вернул их к расселине, куда они еще раз поднялись, а груз пшеницы пошел вниз, к Имперским порогам.
В городе Кохоне они обнаружили старейшин, которые старательно вешали человек шесть за то, что те ели соленую пищу в третий день недели.
Солдаты перенесли снаряжение к озеру и в тот же вечер отплыли. Огни города Кохона становились все меньше и меньше. Над ними поднялась рождающаяся луна. На западе сверкали звезды.
Далеко на востоке за горными вершинами те же самые звезды сверкали над Сторожевой башней Марнери. Внутри башни в комнате на верхнем этаже в отблесках пламени камина совершалось таинство великой магии. Ставни были наглухо закрыты, жара в комнате стояла такая, что капли пота сбегали по едва видимым лицам трех женщин. Лессис со всей страстью отдавалась монотонному пению. Кровь из пореза на руке Лагдален шипела на раскаленном амулете.
Волна тошноты поднялась в груди. Лагдален удалось подавить ее. Это был побочный эффект от токсичной смеси, которую они втроем выпили из пузырька Рибелы. В смесь входили красная поганка, семена румерика и растертые шмели из Диксана. Она была противной и быстро ударила в голову.
На глазах Лагдален амулет, казалось, начал кружиться. Она испытывала действие магической силы. Все вокруг заплясало, завизжало и искривилось. В груди чувствовалась легкость, как будто внутри раздулся воздушный шарик. Она вообразила себя улетающей, невольно приподнялась на цыпочках, рот открылся в беззвучном крике. Она внутренне рассмеялась, а затем перехватила быстрый взгляд сидящей сбоку Рибелы. Лагдален снова сосредоточилась на чарах. Тошнота ушла, за что она была благодарна. Амулет пылал и, казалось, вертелся. Это движение было неприятно, ей сдавило желудок и свело диафрагму так, что трудно стало дышать.
Лессис повелительно жестикулировала. Рибела подбросила в огонь пучок веток и трав, перевязанных желтой шелковой нитью, и он взорвался белым пламенем, которое испугало Лагдален, заставив ее замереть с раскрытым от удивления ртом.
На какой-то момент поток слов прекратился. Они приближались к высшей точке. Лессис предупредила, что будет очень тяжело.
Рибела поднесла кубок к губам Лагдален.
— Кровь?
— Кровь орла, кровью орла будь, — говорила Лессис. — Кровью хищного орла, правителя гор, поднимающегося до самых высоких небес, моего старого друга.
Лагдален заставила себя ничего не чувствовать, ничего не ощущать и выпила немного темной крови. Рибела плеснула остальное на амулет. Жидкость закурилась на поверхности корки из высохшей крови Лагдален.
Дверь отворилась, хотя никто и не пошевелился, и вошел один из служителей Храма. В руках он нес шест, на котором сидел дикий орел с узенькой повязкой на левой ноге. Лессис подошла к птице, взяла ее, посадила себе на запястье и поднесла к огню. Огромные когти могли бы разорвать ее руку, как тряпку, но ничего подобного не произошло. Орел сидел послушно, в глазах его застыло спокойствие.
Рибела снова начала петь, тогда как Лессис положила руку на голову птицы, закрыла ей глаза и теперь держала прямо напротив лица Лагдален.
Лагдален уставилась на птицу, которая была так странно спокойна. Она знала, что это действует всемогущая паутина волшебства, сотканная Лессис — Королевой Птиц.
— Его имя — Куика, Хранитель Небес, — сказала Лессис. — Ты будешь видеть его глазами, моя Лагдален.
— Я готова.
Служитель установил шест возле Лагдален, и Лессис посадила птицу на место. Затем коснулась маленького кожаного мешочка, привязанного веревкой к шее орла, и протянула вперед правую руку.
Рибела сделала то же самое. Лессис передала Лагдален нож. Галлюциногенный яд вызвал у молодой женщины новый приступ тошноты, но она справилась с собой, сконцентрировалась и сделала разрез на предплечьях обеих ведьм. Кровь брызнула, сбежала по бледной коже и, шипя, соединилась с уже запекшейся кровью на амулете.
Пение стихло. Рибела совершила последнюю серию ритуальных жестов. Травы горели на огне, и в дыме возникали яркие красные вспышки света, подобные молниям в далеких облаках.
Лагдален посмотрела в глаза орлу, который вернул ей взгляд, оставаясь стеклянно неподвижным.
А затем она вдруг поняла, что смотрит на себя как будто из зеркала, которое держат совсем рядом с ее лицом. Каждая пора, каждая морщинка стала теперь видимой, потому что ее зрение невероятно обострилось. На правом крыле одно перо было не на месте. На пятке слегка саднил порез. Она повернула голову и автоматически поправила перо.
В ней возникло сильное желание улететь подальше, воспарить в воздухе, вырваться отсюда и забыть это странное место. Она забила крыльями.
Послышался нежный переливчатый свист. Она взглянула вокруг. Свистела Лессис; ведьма пристально посмотрела птице в глаза, огромные круглые глаза, бездонные, как окна в темноте небес.
— Вы должны контролировать его, Лагдален, почти так же, как при езде на лошади. Сначала это кажется странным, но потом вы привыкнете. Вы будете чувствовать все, что чувствует он, видеть так же, как будет видеть он. Но, как я говорила, вы привыкнете.
И только теперь Лагдален полностью поняла, что произошло. Хорошо или плохо, но теперь ее сознание было перенесено в мозг орла. Ее тело со скрещенными ногами сидело на ковре, глаза были закрыты, дыхание оставалось ровным и ритмичным, но разум отсутствовал. Теперь беспомощное тело будут кормить и поить послушницы. До тех пор, конечно, пока она, Лагдален, жива. Если умрет орел, умрет и она. С другой стороны, если кто-то уничтожит ее тело, сознание еще какое-то время сохранится в орле. По крайней мере, несколько лет она сможет существовать, пока не угаснет окончательно. Лагдален были известны легенды о перевоплощениях и оборотнях. Теперь же она сама прикоснулась к этой запретной области высшей магии.
Постепенно странность ее нового положения становилась привычной. Тем не менее она еще долго спрашивала себя, о чем же она думала, когда принимала решение.
Маленькая клетка с мышью стояла на столе. Мышь открыла дверку изнутри, вышла и тихо уселась рядом.
Влетела птичка-крапивник, села на стол и запрыгала вокруг мыши, поклевывая микроскопические крошки.
Лессис и Рибела взялись за длительные и сложные колдовские манипуляции. Сначала Рибела, а потом Лессис бросали пучки травы в огонь, склонялись над ним и вдыхали плотный, скверно пахнущий дым.
С провалившимися щеками и выпученными глазами они возвращались к столу и окуривали дымом маленьких животных, которые постепенно застыли как камни. Рибела опустилась на ковер возле Лагдален и приняла позу лотоса. Затем к ним присоединилась Лессис — когда закончила последние заклинания.
Вспышка красного света осветила комнату. Она отразилась в глазах орла Куики-Лагдален.
Где-то на верхних уровнях раздался раскат грома. Разразившаяся гроза как будто хотела смыть все вокруг. Медленно, очень медленно она ушла прочь.
Мышь и птица ожили. Крапивник вспорхнул, облетел орла и уселся на его плече.
Лагдален почувствовала, как мышь взбирается по ее ноге. Ей захотелось сбросить зверька и разорвать. Мышь пробежала по птичьему телу. Куика забеспокоился. Его большие крылья развернулись.
Лагдален взяла себя в руки и успокоила своего большого крылатого коня. Крылья опять сложились. Мышь влезла в кожаный мешочек, а маленькая птичка уселась на него. Они были готовы к отлету.
Дверь в комнату отворилась. Вошли две женщины. Они быстро осмотрели три человеческие фигуры,
