Ева опять утешила Мэйсона, позволив ему обнять ее и ласкать, держа в своих объятиях. При этом она чувствовала, как комната качается сверху вниз и из стороны в сторону: слишком много она сегодня выпила.
– Первый раз всегда так, – сказал он. – Правда же?
– Конечно, всегда, – согласилась она без всякой ненависти, даже более того, чувствуя к нему некую жалость. Ева представляла, что Мэйсон подумает, когда через день-два к нему подойдет кто-то – не Ромер, нет – и скажет: «Привет, мистер Хардинг, у нас есть кое-какие фотографии, которые, полагаю, будет интересно посмотреть вашим жене и тестю».
Он быстро заснул, а Ева высвободилась из его объятий и отодвинулась. Она тоже сумела немножко подремать, а затем, напустив целую ванну воды, долго отмокала в ней, после чего заказала завтрак в номер, чтобы предотвратить утренние нежности, как только Мэйсон проснется. Но он проснулся с похмелья сильно не в духе – возможно, испытывая чувство вины – поэтому был неразговорчив. Ева позволила ему еще раз поцеловать ее в номере перед тем, как спуститься в вестибюль.
Когда Мэйсон оплачивал счет наличными, она стояла рядом, выщипывая ворсинки из ткани его пиджака. Щелк. Она буквально слышала звук камеры Брэдли. Выйдя на улицу к стоянке такси, Хардинг, казалось, вдруг снова стал уверенным в себе и серьезным.
– У меня сегодня назначены встречи, – сказал он. – А у тебя какие планы?
– Я вернусь в город, – ответила она. – Я позвоню тебе. В следующий раз все получится, не беспокойся.
Это обещание как бы подбодрило Мэйсона, он улыбнулся и сказал:
– Спасибо, Ив. Ты была великолепна. Ты вообще прекрасная женщина. Позвони мне на следующей неделе. В среду.
Он поцеловал ее в щеку, а у нее в голове снова раздался еще один «щелчок» камеры Брэдли.
Возвратившись в «Лондон холл», она нашла сообщение – записку, подсунутую под дверь.
«ЭЛЬДОРАДО закончилось», – прочла Ева.
– Ой, ты вернулась, – сказала Сильвия, когда, придя с работы, она застала Еву сидящей на кухне. – Ну и как тебе Вашингтон?
– Тоска.
– Я думала, что ты отправилась туда на пару недель.
– Ничего особенного там нет. Сплошные пустые пресс-конференции.
– Кого-нибудь симпатичного встретила? – спросила Сильвия, бросив на нее преувеличенно плотоядный взгляд.
– Если бы. Так, один жирный помощник министра сельского хозяйства или что-то в этом роде. Пытался лапать меня.
– Я бы и на это согласилась, – сказала Сильвия, проходя в свою комнату и снимая на ходу пальто.
Иногда Еву поражало умение Сильвии лгать спонтанно, не задумываясь.
«Нужно думать, что все постоянно лгут тебе, – учил ее Ромер. – Так гораздо безопаснее».
Сильвия вернулась, открыла холодильник и достала оттуда остатки «мартини».
– Давай отметим, – предложила она, моментально приняв виноватый вид. – Извини. Так не нужно говорить. Немцы потопили еще один американский миноносец – «Ройбен Джонс». Сто пятнадцать погибших. Вряд ли это повод веселиться, понимаю. Но…
– О боже… Сто пятнадцать…
– Да, к сожалению. Это должно все изменить. Теперь американцы больше не смогут стоять в стороне.
«Ну, слава богу, и с Мэйсоном Хардингом все», – подумала Ева. Неожиданно она представила себе, как Мэйсон снимает трусы, как его набухающий член выглядывает из-под небольшого брюшка, как он садится на кровать, возится с упаковкой презервативов. Оказалось, что она могла думать об этом спокойно, холодно, объективно. Ромер был бы ею доволен.
Разливая «мартини», Сильвия рассказала Еве, что Рузвельт выступил с прекрасной, волнующе воинственной речью – самой воинственной с 1939 года – упомянув в ней о том, что «настоящая война» уже началась.
– Да, кстати, – продолжала Сильвия, прихлебывая «мартини». – И у него еще была та великолепная карта – Южная Америка. С немецким планом разделить ее на пять новых больших стран.
Ева слушала вполуха, но энтузиазм Сильвии слегка всколыхнул в ней уверенность и на какое-то время вызвал в душе странное чувство подъема. Подобные приступы случались у Евы и раньше в те два года, что она проработала в команде Ромера. И хотя она пыталась заставить себя относиться к таким инстинктивным эмоциям осторожно, она не могла сдержать их, когда чувства бурным цветом расцветали внутри нее – словно мечтать об исполнении желаний было неотъемлемым проявлением человеческой сущности, а мысль о том, что все должно измениться к лучшему, встроена в человеческое сознание. Ева медленно цедила прохладный напиток. «Может быть, именно так и можно определить оптимизм, – думала она. – Может быть, я – и есть оптимистка».
– Может быть, мы наконец добьемся того, чего хотим, – сказала она, уступая собственному оптимизму и думая о том, что если американцы выступят на их стороне, то они победят. Америка, Британская империя и Россия. Это только вопрос времени – когда. Но победа обязательно будет за ними.
– Сходим завтра куда-нибудь, поужинаем, – предложила она Сильвии перед тем, как они разошлись по своим спальням. – Мы должны устроить себе маленький праздник.
– Ты забыла, завтра мы прощаемся с Элфи.
Ева вспомнила, что Блайтсвуд действительно покидает радиостанцию и возвращается в Лондон, в «Электра-Хаус», на станцию радиоперехвата ПШКШ, которая находилась в офисе радиотехнической компании «Кейбл энд уайрлесс» на набережной Королевы Виктории.
– Потом можем пойти потанцевать, – сказала Ева.
«Потанцевать и правда было бы неплохо», – подумала она, уже раздеваясь. Ева пыталась выбросить Мэйсона Хардинга из своего сознания и со своего тела.
На следующий день в офисе Моррис Деверо показал ей стенограмму выступления Рузвельта. Ева взяла ее и начала быстро просматривать страницы, пока не нашла нужный абзац.
– «В моем распоряжении имеется секретная карта, – читала она, – выпущенная в Германии правительством Гитлера. На этой карте показано, как Южная Америка будет выглядеть после предложенной Гитлером реорганизации. Берлинские географы разделили Южную Америку на пять вассальных государств… Они также предполагают, что в одно из этих марионеточных государств будет включена Республика Панама вместе с нашей главной артерией – Панамским каналом… Эта карта демонстрирует планы нацистов не только в отношении Южной Америки, но также и их замыслы против Соединенных Штатов».
– Да, – сказала Ева Деверо, – здорово, правда? Будь я американкой, я бы почувствовала себя не очень уютно. Задумалась бы слегка, а?
– Будем надеяться, что они разделят твои ощущения – а с тем, что потоплен «Ройбен Джонс»… я просто не знаю: наверное, теперь американцы просто не смогут больше по-прежнему спать спокойно. – Он улыбнулся ей. – Понравилось в Вашингтоне?
– Нормально. Полагаю, что завела неплохое знакомство в офисе Гопкинса, – сказала она между прочим. – Пресс-атташе. Думаю, что можно будет скармливать ему нашу стряпню.
– Интересно. Он что-нибудь рассказал?
– Нет. Почти ничего, – осторожно ответила Ева. – На самом деле, можно сказать, он настроен довольно пессимистично. Конгресс голосует против войны, у ФДР связаны руки и тому подобное. Но я собираюсь снабдить его переводами наших испанских статей.
– Хорошая идея, – буркнул Деверо и удалился.
Ева задумалась: «Моррис, кажется, все больше и больше интересуется тем, где я бываю и чем занимаюсь. Но почему он не спросил, как зовут пресс-атташе, которого я заарканила? Это
Ева зашла в свой кабинет и проверила лоток с входящей почтой. Газета «Критика» из Буэнос-Айреса поместила ее статью о германских военно-морских учениях в Атлантическом океане, у берегов Южной Америки. Теперь следующий этап: Ева переписала статью полностью, но уже с выходными данными газеты
