побалует.
– Ай, молодец, – хлопнул его Вторуша по спине, – ну, за новую семью.
Хорошо пошло за новую семью. Закусили, налили по новой, помянули невинно убиенных. Молчун оказался из северян. Родную весь под Курском каждый год приходилось отстраивать – уж больно часто печенег набегал. Народ в лесу хорониться привык, а добро с собой не утащишь. Хорошо, если скотину успеешь увести. Вот в последний раз налетели вороги, а народ в поле. Согнали всех на майдан, стали вязать, да вдруг среди печенега шум, крик – еще кто-то припожаловал. Думали, дружина княжеская, ан нет: тоже степняки, но одежа другая, орут страшно, речь уж совсем непонятная. И стали они с печенегами сечься. Крики, звон, кровь. Пока степняки разбирались, кому полон уводить, народ и разбежался. Так и непонятно, кто победил, да только деревню под корень выжгли, скотину какую увели, а какую забили да и бросили.
– На сходе решили уходить под Киев – надоело вполглаза спать. А я подумал, – Молчун печально кивнул, допил из чаши вино, утерся рукавом, – и решил: чего я под Киевом не видал? Родня померла, семьи нету, один хозяйство не потянешь – и ушел. С прошлой осени так и мотаюсь.
– Что за степняки на печенегов напали? – заинтересовался Невзор. – Оружие, одежду, повадки не приметил, часом?
– Какое там, – Молчун подпер кулаком щеку, горестно вздохнул, – едва ноги унес. А повадка у них у всех волчья: урвать кусок да в степь бежать.
Олег задумался, вспоминая историю. Знал бы – в школе лучше учился. Но кое-что в памяти все же наскреб.
– Печенега, слышал я, – начал он осторожно, – давят из степей. Новый народ пришел, вроде как половцами называется.
– Новый народ? И что, тоже, поди, не землепашцы?
– Куда там. Еще хлеще печенега. С этими мир так мир, война так война, а новые на крепость пробовать станут.
– И чего не живется людям, – с тоской сказал Вторуша. – И-эх, выпьем, покуда живы.
Со двора прибежала Павлина, засуетилась, растапливая печь. Молчун покосился на нее, соображая, как бы еще проявить неожиданно пришедшую власть.
– Ты, давай-ка, яишню, что ль, спроворь, – наконец придумал он. – Сколько можно холодным кормить – уже и в горло не лезет.
– Сейчас сделаю, – кротко ответила Павлина.
Она принесла лукошко с яйцами. В печи уже весело потрескивали дрова. Невзор принялся выспрашивать у Середина про половцев, Вторуша с Молчуном, обсудив урожай, завели про обычаи дедов- прадедов. Запахло жареным салом, луком, зашкворчала яичница. Павлина подала ее на стол, разложила по плошкам, мимоходом коснулась Молчуна, ожидая одобрения. Олег подивился, как изменилась женщина за несколько часов. Куда делся равнодушный взгляд, усталая походка. Лицо у нее помягчело, разгладились морщинки, спина выпрямилась. Чистый платок аккуратно прикрывал волосы, длинную рубаху она сменила на простой сарафан со скромной вышивкой по подолу. Уже не дворовая девка услуживала постояльцам, а хозяйка угощала дорогих гостей. Молчун одобрительно крякнул, пробежав взглядом по фигуре новоявленной жены. Вторуша, не удержавшись, огладил ее по бедру, подмигивая масляно заблестевшим глазом. Павлина вывернулась, хлопнула его по руке, покосившись на мужа.
– Но-но, не балуй, – прогудел Молчун.
– Да ладно, чего там, – купец в недоумении развел руками, – жалко тебе? Мы ж с ней только вот ночью…
– Вот и будя, – прихлопнул Молчун ладонью по столу. – К мужниной жене руки не тяни. А ты, давай-ка, наверх сходи. Я там воровской приклад порубил, приберись пока.
Павлина не торопясь прошла к лестнице, оглянулась на него, развязала платок и, набросив его на плечи, стала подниматься наверх, покачивая бедрами. Молчун проводил ее взглядом, кадык дернулся на тощей шее. Он разом прикончил яичницу, залпом допил налитое вино и решительно поднялся из-за стола.
– Пойду, гляну. Может, помочь чего. – Он направился к лестнице.
Вторуша завистливо посмотрел ему вслед.
– Что, купец, не обломилось? – насмешливо спросил Невзор.
– А-а, не очень-то и хотелось.
– Ага. Видит око, да зуб неймет.
Изрядно захмелевший купец только рукой махнул.
Глава 6
Невзор с Олегом вышли из избы. День вставал пасмурный, ветер гнал низкие тучи. Ворота были распахнуты настежь, словно приглашая путников. Вдвоем перенесли напавшего на Невзора разбойника на задний двор. Нож дружинника пробил ему висок, белые волосы слиплись под коркой подсохшей крови. Невзор обшарил убитого, срезал с пояса тощую кису, отдал не глядя Олегу. В кошеле было несколько алтын, да пяток обрубленных по краям серебряных монет, судя по вязи, арабского происхождения. Видно, разбойники ограбили возвращавшегося домой купца.
– Невелика добыча. – Олег подкинул на ладони серебро. – Вот и подумаешь, стоит ли головой рисковать за такую мелочь.
– Кто с голодухи в воры подался, а кому интересно кровь пустить, покуражиться. Мы таких, бывало, без разговоров – на кол.
– Без суда?
– А чего судить, коли у него на руках товар, от крови еще не отмытый? – удивился Невзор.
– Садисты вы все-таки, – пробормотал Олег. – Ладно бы просто повесить. И гуманнее, и мороки меньше. Надо сказать Молчуну, чтобы закопал его вместе с хозяином.
Появился Вторуша. Покачиваясь, прошествовал к отхожему месту. На вопрос Олега, когда он собирается дальше ехать, махнул рукой. Мол, сегодня отдыхаем, а уж завтра, с утра пораньше…
– Ну-ну. Смотри, осень скоро, а возвращаться уже по зиме придется. Днепр станет, за провоз вдвое платить придется.
– Обратно налегке, – возразил купец, – товар продам, гостинцев куплю своим да Тишкиным детям, – Вторуша вдруг всхлипнул, – сиротинками остались.
Он смахнул слезу, задумался. Лицо его было красное от меда и вина, в бороде застряли остатки яичницы. Почесав в задумчивости грудь, купец поморщился – колья, которыми хозяин корчмы забивал гостей, не только порвали рубаху, но и ободрали кое-где кожу.
– А баба у брата справная осталась, гладкая. – Он пошлепал губами. – Может, в дом возьму. Как думаешь?
Олег пожал плечами. Несмотря на то, что уже не первый месяц бродил по Руси, он все никак не мог привыкнуть к некоторым порядкам. Без кормильца, конечно, семья не проживет. Перемрут с голоду в первую же зиму. Впрочем, на Востоке и в двадцатом веке гарем – обычное дело.
Прикидывая за и против прихода в дом второй жены, купец поплелся в дом. Олег заглянул к лошадям. Овса было вдоволь, вода свежая – Павлина всерьез взялась за хозяйство.
Молчун вытащил во двор тела хозяина и второго слуги, прикрыл ворота от непрошеных глаз: объясняй потом, что извергов побили, а не добрых людей, – и стал запрягать в телегу хозяйскую лошадь. Мужик улыбался в клочковатую бороду, бубнил какой-то незатейливый мотивчик. На крыльцо вышла Павлина. Вид у нее был умиротворенный, глаза светились спокойствием и уверенностью.
– Помочь? – спросила она Молчуна.
– Не, отдохни пока. Поди, укатал я тебя.
Павлина прыснула со смеху.
– Да разве бабу этим укатаешь. Забава одна. Ты далеко их не вози, – показала она на лежавшие возле крыльца тела, – вдруг купцы наедут, а я одна.
– В овраг скину. Пусть волки растащат, чтобы и костей не осталось.
Невзор помог ему погрузить на телегу убитых, Молчун накрыл их грязной холстиной, отворил ворота и выехал со двора. Олег попросил Павлину постелить ему постель.
